Гамбусино
Шрифт:
— Вы мне читаете полный курс истории, — смеясь, сказал дон Энкарнасион, — но раз у нас есть время…
— Послушайте дальше, — продолжал алькальд. — Как-то император был особенно задумчив и лишь односложно отвечал окружавшим его вельможам. Потом он резко поднял голову и движением руки потребовал внимания. «Друзья мои, — произнес он, — сегодня ночью мой отец Солнце явился мне и сказал, что время моего пребывания на земле истекло и я должен вскоре вернуться к нему. Как произойдет это событие, не знаю, но предчувствую, что оно близко». При этих словах, произнесенных с горькой печалью, окружавшие его касики заплакали. Он ласково улыбнулся и, успокаивая их, сказал: «Друзья! Я — сын Солнца. Значит, я не умру, а возвращусь к моему отцу! Осушите слезы и возрадуйтесь, что я скоро освобожусь от ига бородатых людей. Мой отец меня призывает — так велит судьба. Никто не может противостоять этим неуязвимым людям, самовольно распоряжающимся небесным огнем. Но их могущество будет недолгим! Запомните хорошо эти слова и в точности исполняйте мои последние заветы, ибо от вашего повиновения зависит спасение нашей дорогой родины. Из всех сокровищ, которыми я обладал, осталось одно — священный огонь, некогда зажженный самим Солнцем; на него белые не посмели поднять кощунственную руку. Этот огонь — вот он! — горит в золотой курильнице; возьмите его и пронесите под вашими плащами, чтобы тираны не смогли его обнаружить. Пусть каждый из вас сохранит, как святыню, частицу этого огня. В тот день, когда время испытаний окончится, я вновь появлюсь рядом с моим отцом на лазоревых облаках. И вы возрадуетесь, ибо я освобожу вас от ваших угнетателей!» Мексиканские вельможи повиновались императору и удалились, унося священный огонь. Когда через несколько дней император умирал от случайного удара камнем, его последние слова были: «Мексиканцы! Огонь! Помните, помните об огне!» Напрасно испанцы, напуганные словом «огонь», опасаясь измены, старались открыть, что обозначает это мистическое указание, — тайна была благоговейно сохранена, и испанцам не удалось разрешить эту загадку. Но так как инквизиция преследовала с неумолимой жестокостью все, что напоминало идолопоклонство, — хранители священного огня прятали его в надежных убежищах. Сейчас мы находимся с вами в одном из этих тайников, сооруженном предком дона Хосе Морено.
— Но ведь это было давно! Священный огонь, наверно, погас?
— Вы ошибаетесь. Он горит и сейчас: дон Хосе Морено ведь происходит от королей Тескуко, родственных семье последнего императора.
— Это правда, я забыл об этом. Так вы думаете…
— Я в этом уверен! Я сам индеец, и дон Хосе давно посвятил меня в эту тайну. — Но — тише! Идут! Ни одного слова о том, что я вам сказал.
— Я вам это обещаю.
Действительно, в этот момент легкий шум послышался позади стены, часть которой отделилась цельной глыбой и открыла широкий проход.
— Пойдемте, — сказал алькальд.
Их ждал слуга с факелом; он повел их различными переходами и через несколько минут остановился перед дверью, в которую и постучал.
— Войдите, мы вам рады, — послышался голос из-за двери.
Дон Рамон открыл двери и в сопровождении дона Энкарнасиона вошел в комнату, где находились старик и молодая девушка.
Старик был высокого роста, примерно лет семидесяти; благородные черты его лица, помрачневшего от горя, выражали доброту и внушали уважение; волосы, белые, как снега Чимборасо 12 , падали в беспорядке на его плечи.
12
Чимборасо — одна из величайших вершин южно-американских Кордильер; верхняя часть Чимборасо покрыта вечным снегом.
Молодая девушка, лет семнадцати, была стройна и грациозна; в ее больших голубых глазах как будто отражалась небесная синева. Когда она смеялась, то казалось, что между розовыми губами сверкает жемчуг; пепельные шелковистые волосы вились вокруг очаровательного лица; на ней было белое платье, стянутое в талии широкой голубой лентой, и кружева, небрежно наброшенные на плечи; ее ножки, маленькие, как у ребенка, были обуты в легкие туфельки.
Это были донья Линда, имя которой означало по-кастильски «прекрасная», и ее отец, дон Хосе Морено.
Увидев алькальда, дон Хосе протянул ему руку.
— Еще раз приветствую вас, друг мой! — сказал он. — Очень жалею, что подагра приковала меня к постели и не дает мне возможности пойти к вам навстречу… Но кого вы привели к нам? — продолжал он веселым тоном. — Я вижу — друга!
— Энкарнасион! — вскричала донья Линда, радостно устремляясь навстречу молодому человеку.
— Довольно, милая, довольно! — сказал, смеясь, старик. — Успокойтесь, пожалуйста! Разве можно так бросаться в объятия красивого юноши, даже если он — ваш жених?
Молодая девушка остановилась, сконфуженная и покрасневшая.
— Благословите солдата, — сказал Энкарнасион, почтительно преклонив колено перед стариком.
— К сердцу, к сердцу, дорогой мой! — вскричал дон Хосе, с нежностью прижимая его к груди.
— Неужели вы не простите Линду, кузен? Я так ее люблю!
Старик улыбнулся, услышав такое оригинальное извинение, и обнял с нежностью обоих молодых людей.
— Итак, — весело сказал алькальд, усаживаясь в кресло, — я вижу, что не совершил неловкости, приведя сюда Энкарнасиона! А у меня было это опасение.
— Вы добрый и достойный друг, Рамон, вы мне доставили самый приятный сюрприз, и я благодарю вас от всего сердца.
— Значит, все прекрасно. Должен признаться, монсеньор, что я долго колебался, прежде чем согласился исполнить просьбу вашего родственника.
— Я знаю вашу осторожность.
— В данных обстоятельствах всякая предосторожность обязательна. Эти проклятые гачупины разыскивают патриотов глазами рыси, их шпионы повсюду.
— Будем надеяться, что хотя бы на этот раз вы их сбили со следа, — сказал дон Хосе.
— Дай бог, монсеньор, — произнес алькальд, — иначе я был бы безутешен.
— Что нового, Энкарнасион? — спросила донья Линда.
— Увы, Линда, наше дело освобождения более чем когда-либо в опасности, — со вздохом сказал дон Энкарнасион.
— Неужели вы начали сомневаться?! — вскричала она, гордо взглянув на него.
— О нет! — возразил он. — Но, простите меня, в моем распоряжении лишь несколько минут и…
— Как! Вы уже покидаете нас? — воскликнули и отец и дочь.
— Поверьте, я делаю это против моего желания. Я только хотел лично убедиться в вашей безопасности. Теперь я успокоился. Меня призывает мой долг, хотя мне очень хотелось бы побыть еще с вами!
— Вы уходите? — печально сказала молодая девушка.
— Увы! Это необходимо. Я должен сегодня же ночью сделать попытку внезапного нападения. Если это удастся, мы освободимся от проклятых испанцев.
— Знаете вы их начальника, Энкарнасион?
— Немного, кузен. Это некий Горацио де Бальбоа — так он себя пышно именует, — один из ваших прежних тигреро, не так ли?
— Да, мой друг, это так. Остерегайтесь этого человека, он — дьявол! Он вторгся в эту деревню только затем, чтобы захватить мою дочь и меня, я убежден в этом.
— О-о! — воскликнул молодой человек, угрожающе сдвинув брови. — Благодарю вас, кузен, за сведения. Этот человек и раньше был мне отвратителен, но теперь, клянусь богом, пусть он не ждет пощады!
— Энкарнасион, этот человек осмеливается поднять глаза на мою дочь, вашу невесту, и больше того, — добавил тихо старик, наклонившись к его уху: — он знает или, по крайней мере, подозревает о нашей тайне.
Энкарнасион побледнел.
— Положитесь на мою честь, кузен. Если этот человек знает нашу тайну, он умрет, — сказал он глухим голосом.