Гангстер
Шрифт:
— Ты позволишь задать тебе один, последний, вопрос? — сказал Баллистер.
— Сделай милость.
— Почему тебя прозвали Идой Гусыней? — спросил он.
— Придется тебе умереть, так и не узнав этого, — ответила она, выхватывая из–под подушки малокалиберный «дерринджер» и направляя его на Баллистера. Глядя ему в глаза, она дважды нажала на спуск.
Первая пуля зацепила ему руку, заставив вздрогнуть. Вторая просвистела над головой и оставила дырку в дверце платяного шкафа.
Баллистер вернулся в свою привычную стихию. Разговоры, вопросы — все кончилось. Он вскинул пистолет и всадил в Иду Гусыню шесть пуль подряд, последняя угодила точно в середину ее лба. Выстрелы швырнули ее к спинке кровати, она полулежала, не доставая ногами пола. Баллистер убрал пистолет в кобуру, отвернулся от убитой им женщины и шагнул
— Вам придется хоронить не одного, а двух друзей, — сказал он, повесил трубку и вышел, оставив переднюю дверь открытой для звуков просыпавшегося мира.
Анджело и Пуддж выехали через несколько минут после звонка Джерри Баллистера в «Кафе Мэриленд». Анджело грохнул трубку на аппарат и повернулся к Пудджу; совершенно пустое выражение его лица сказало тому все, что он должен был узнать.
— Теперь Ида, — сказал он.
Дорога, которая всегда доставляла им такое удовольствие, в этот раз казалась мучительно долгой. Анджело смотрел сквозь лобовое стекло и вспоминал женщину, сделавшую его таким, каким он стал. Она обучила его всему, что знала сама, ее ежедневные уроки должны были подготовить именно к этому дню. Память Анджело вернулась к событию, случившемуся, когда ему было семь лет, несколько месяцев спустя после того, как Пуддж задал ему на улице трепку, перевернувшую жизни их обоих. Он сидел в дальнем углу за стойкой бара в «Кафе Мэриленд» и ел горячий гороховый суп с беконом. Вечер только начинался, народу в баре было полным–полно, спиртное текло рекой, и обстановка была накалена до предела. И действительно, двое мужчин, сидевших за столиком посреди зала, вдруг отшвырнули стулья и вскочили, сверкнули ножи. Было сразу видно: они разъярены настолько, что ссора закончится смертью одного из них.
Ида вышла из–за стойки. Волосы ниспадали ей на плечи, из–под пояса длинной юбки торчала рукоятка пистолета. Уверенной плавной походкой, высоко держа голову, свободно опустив руки, она прошла по залу, и посетители спешили освободить ей дорогу. Анджело не мог оторвать
от нее взгляда. Он даже не мог представить себе никого красивее, чем эта женщина: в свете ярких ламп, освещавших кафе, был хорошо виден румянец на ее щеках, а ее улыбка неизменно заставляла самых грубых мужчин склонять голову в почтительном полупоклоне. Она была королевой преступного мира, державшей свой двор в логове греха. Маленький Анджело в глубокой тревоге смотрел, как она остановилась между двумя мужчинами с ножами в руках и жаждой убийства в глазах.
Ида между тем взглянула на их стол.
— Я весь день готовила это жаркое, и оно получилось ничуть не хуже, чем обычно, — сказала она. — И кому–то из вас будет очень стыдно умереть, не попробовав толком то, что лежит на тарелке. Дайте, я заберу ваши ножи. Они будут у меня за стойкой. Если после моего жаркого вы не потеряете желания убить друг друга, то подойдите, и я вам их отдам. Если кто–то из вас и умрет, то, по крайней мере, на сытый желудок.
Драчуны оторопело посмотрели на Иду, потом на тарелки; их гнев, неожиданно для них самих, улегся, успокоенный словами женщины. Они подали Иде ножи рукоятками вперед, подняли упавшие стулья и вновь сели за стол. Анджело смотрел, как Ида повернулась и направилась обратно к стойке. Там ей сразу же пришлось налить кому–то пива, но она уловила взгляд Анджело, не отрывавшийся от нее все время, которое заняло это происшествие. Она ласково — так мать могла бы смотреть на любимого ребенка — взглянула на него, улыбнулась и подмигнула. В эту секунду Анджело понял, что отныне будет в полной безопасности рядом с женщиной, которая способна отвести от него любую беду.
Анджело и Пуддж глядели на труп Иды. Кровь из ее ран, пропитавшая простыни и одеяло, уже успела загустеть. Похолодевшую кожу облепили черные мухи.
— Я перестелю кровать, — сказал вполголоса
Пуддж. — А потом мы переоденем ее в новую рубашку. Никто не должен увидеть ее такой.
— А никто и не увидит, — ответит Анджело. — Кроме нас с тобой, у нее никого не осталось.
— Она хотела умереть в этом домике и быть похороненной здесь, — сказал Пуддж.
Анджело несколько секунд смотрел на Пудджа, потом кивнул.
— Я соберу ее, — сказал он. — А ты поищи что–нибудь, от чего огонь хорошо займется.
Пуддж остановился перед Идой и погладил ее по щекам. Потом наклонился, нежно поцеловал в губы, повернулся и вышел из комнаты. Анджело поднял убитую женщину, испачкав свой пиджак и рубашку в крови, положил на пол и сменил белье на кровати. Потом он нашел в нижнем ящике комода чистую, по виду, еще не надеванную ночную рубашку, снял с Иды простреленную и пропитанную кровью рубашку и надел чистую. Потом он положил Иду на подушку в чистой наволочке и накрыл ее тонкой белой простыней. Потом сел рядом с Идой на кровати и расчесывал ее волосы, пока не вернулся Пуддж.
— Не думаю, что она хотела бы, чтобы мы молились за нее, — сказал Анджело. — К тому же она терпеть не могла всяких прощаний.
Пуддж подошел к изножью кровати, поднял с пола револьвер Иды, вернулся и положил убитой на грудь.
— А вот это, уверен, она с удовольствием возьмет с собой.
Они сидели молча по обе стороны от примирившей их женщины. Потом взялись за углы отвернутой белой простыни и закрыли ее лицо. Затем поднялись и вышли, но по пути каждый из них зажег спичку и бросил ее на облитую керосином кучу дров, которую Пуддж сложил посреди комнаты. Убедившись, что огонь занялся, они вышли из хижины. Анджело осторожно, без стука, закрыл дверь, оставив Иду Гусыню на ее погребальном костре.
Потом они долго стояли поодаль — до тех пор, покуда от дома не остались только тлеющие уголья. К тому времени в холмах начала сгущаться темнота; теплый ветер уносил густой дым в лес, окаймлявший поляну, на которой еще утром стоял дом.
— Поехали, — сказал Пуддж. — Нам ведь предстоят еще одни похороны.
Отдать дань уважения завершившему свой жизненный путь Ангусу Маккуину явилось более пятисот человек. Они смиренно ждали своей очереди, выстроившись в две цепочки в тускло освещенном зале, примыкавшем к помещению, где покоился в гробу Ангус, одетый в самый лучший свой темно–синий костюм с галстуком в красную полоску. Анджело и Пуддж сидели на складных стульях в пяти–шести футах от гроба и глядели в лица пришедших на похороны, когда те проходили мимо. Многие из них принадлежали к банде «Гоферов» и в начале века стояли бок о бок с Ангусом — тогда в гангстерских войнах применялись лишь кулаки, ножи, дубинки и уличный здравый смысл. Следы от стычек, случавшихся тогда еженедельно, навсегда запечатлелись на их молодых в те времена телах. Лица и шеи уродовали шрамы, уши были сплющены или неестественно загнуты, костяшки пальцев казались вдвое толще, чем у обычных людей, многие заметно хромали. Они с непривычным смирением склоняли головы перед телом Ангуса, затем отходили и пожимали руки Анджело и Пудджу. Многие из посетителей проходили через заполненный венками и корзинами с цветами зальчик дальше, чтобы приветствовать дружественных им членов вест–сайдской команды Ангуса. Все ее члены, кроме одного, или присутствовали здесь, или бродили в соседних помещениях, или сидели снаружи рядом со своими автомобилями.
— Странно, что идет прощание с Ангусом, а Спайдера нет, — сказал Пуддж. — Можно подумать, что он только и ждал его смерти, чтобы смыться.
— Я час с лишним тому назад отправил его вниз, — сказал Анджело, кивнув очередному прощающемуся, который прошел мимо них, молча поклонившись. — Дал ему деньги, чтобы расплатиться с устроителем.
— Для этого не может потребоваться столько времени.
Анджело мельком взглянул на гроб Ангуса. Старый гангстер выглядел безмятежным и величественным в своем отлично скроенном костюме. Затем Анджело пробежал взглядом по лицам подходивших и подумал, скольких из них действительно можно считать друзьями, а сколько готовы подчиниться отданному шепотом приказу и выпустить пулю, которая убьет его.
— Одного подозрения мало для того, чтобы убить человека, — сказал Анджело, поворачиваясь к Пудджу. — А сейчас у нас на него ничего нет.
— Если не считать того, что, кроме нас, только два человека знали, где жила Ида. — Пуддж говорил полушепотом, но с твердым убеждением. — Один из них лежит перед нами в гробу.
— Если это сделал Спайдер, то мы скоро все точно узнаем.
Пуддж покачал головой:
— Если ты рассчитываешь, что он сознается, то забудь об этом. Я знаю этого парня почти всю жизнь. Он не захочет ойкнуть даже в ночь Хэллоуина, если ему за это не пообещают доллар.