Гангстеры
Шрифт:
Рэймон — самый способный из всей банды, единственный, кто умеет думать и командовать, поэтому Лутрель хочет сформировать его. Бухезайхе всего лишь циничный убийца. Дано, способный на героическую преданность, слишком импульсивен и не очень умен. Депортация и лагерь сломили Аттия. Фефе — отличный стрелок, первоклассный шофер, но ему не хватает авторитета. Ноди — это, бесспорно, единственный человек, на которого Лутрель может положиться. Быть может, пока он еще очень робок и смущается из-за пустяка, как красная девица, но в работе он на высоте: спокойный, решительный, смелый. Впервые Рэймон проявил себя в Марселе. Лутрель был поражен этим показательным выступлением.
2
Двадцать шестого декабря тысяча девятьсот сорок шестого года, ровно в восемь часов тридцать минут, инспектор Фернан Биамонти из сыскной бригады марсельской Сюртэ выходит из своего дома, расположенного в двух шагах от Афинского бульвара. Он направляется в полицию на дежурство, которое начинается в девять часов. Как и большинство французов, в это первое мирное Рождество он мало спал и много ел.
Сдерживая отрыжку, инспектор Биамонти сворачивает на улицу Вилльнев. От яркого зимнего солнца у него начинается мигрень.
Фернан Биамонти идет вдоль аллеи Гамбетта. Неожиданно в нескольких шагах от себя он замечает Зефира. Он видит его со спины, но он не ошибается: он слишком хорошо знает его. Зефир — известный бандит (настоящее его имя — Альбер Геррерио), разыскиваемый полицией за вооруженное нападение.
Поимка Зефира означает премию, дополнительный день отпуска, возможное продвижение по службе. Инспектор Биамонти озабочен только тем, чтобы не дать Зефиру уйти. Он весь во власти этой идеи, заставляющей его забыть о по-слепраздничном недомогании. Благодаря резиновым подошвам, он бесшумно пробегает несколько метров. К его великому удивлению, Зефир не оказывает никакого сопротивления и послушно протягивает руки для наручников.
— Готов, — сообщает Биамонти с победоносной улыбкой на губах. — Я тебя…
Он не заканчивает фразы. Его затылок ощущает прикосновение холодной стали кольта.
— Будь любезен, — приказывает сзади незнакомый голос, — сейчас же сними с него эти браслеты.
Не выпуская добычи, Фернан Биамонти медленно поворачивает голову. В стекле черной машины, стоящей поблизости, отражается силуэт стройного мужчины среднего роста.
— Считаю до трех, — настаивает голос.
Биамонти молчит.
— Один! Два!
Фернан осознает на краткую долю секунда, что его жизнь глупо оборвется на аллее Гамбетта, в ста, метрах от дома. И все это из-за бандита, по воле судьбы оказавшегося на его пути. Он делает слабое движение.
— Три!
Выстрел фантастический. У Фернана Биамонти нет больше затылка. Пуля крупного калибра размозжила его череп. Тело от удара подпрыгивает, затем заваливается на тротуаре, в луже крови.
— Забирайся внутрь, — приказывает Ноди Зефиру, убирая кольт.
Мужчины садятся в машину, и Лутрель быстро трогается с места, сворачивает на Афинский бульвар и стремительно направляется к вокзалу Сен-Шарль. Убийство полицейского заняло одну минуту.
— Прекрасная работа, Рэймон, — шепчет Лутрель. — Одной мразью меньше.
Он удовлетворен. Убрать полицейского всегда очень приятно.
— Брифинг! — сообщает Лутрель, разложив перед собой план Парижа.
Как всегда накануне нападения, он изъясняется с высокопарностью шефа генштаба. Под влиянием военных фильмов и воспоминаний о гестапо и Сопротивлении, фантазии и алкоголизма он скатывается к опасной грани мегаломании.
— Господа, — начинает Лутрель, ставя рюмку на стол, — мы захватим бронированный фургон, транспортирующий инвестиции в филиал Лионского кредитного банка, расположенный в доме сто пятьдесят на авеню Пармантье. Это будет деликатная миссия. Вся операция должна уложиться в одну минуту, максимум в минуту и тридцать секунд, включая отход.
Он умолкает, снова наполняет рюмку и продолжает:
— Посмотрите на карту. Месторасположение дверей банка я отметил крестом. Рядом находится кафе «Гонкур». Вот этот квадрат — это фургон. Обычно он приезжает из предместья Тампль. Вы получите подробные инструкции после осмотра места.
— Сопровождающим нужно пройти не более пяти метров, чтобы войти в банк, — говорит Бухезайхе.
— А когда вы планируете нападение? — спрашивает Аттия.
Ноди подозрительно смотрит на него.
— Если бы ты пришел вовремя, — поясняет Лутрель, — ты бы уже знал, что это — Жо Аттия. Мой довоенный приятель. Операция назначается на послезавтра, седьмое февраля. Для уточнения деталей завтра встречаемся здесь ровно в девять часов. Ты слышишь, Рэймон, ровно…
По сухому тону Лутреля Ноди понимает, что завтра не стоит заставлять себя ждать.
— На этом официальную часть разрешите закончить, — говорит Лутрель, вставая из-за стола, — а теперь я вас всех приглашаю на ужин в роскошный ресторан. Вы не против?
Маринэтта Шадфо обожает яркий макияж, лицо, перевоплощенное косметикой. Она любит светлую пудру, подчеркивающую зеленые веки, голубые ресницы, ярко накрашенные губы, подведенные глаза, волосы цвета красного дерева. О вкусах не спорят. Но это все противоречит вкусу Лутреля. Он любит только пастельные тона, строгие элегантные туалеты, размеренные движения, мягкую походку, одним словом, сдержанную, дистанционную элегантность, характерную для роскошных кварталов Парижа и особенно для Шестнадцатого округа. Молодой человек, приехавший из Сарта, был поражен буржуазной сдержанностью и холодностью, которые он открыл для себя в то время, когда немецкое гестапо поместило его в частном отеле неподалеку от авеню Анри Мартена.
Чтобы привить Маринэтте вкус и хорошие манеры, Лутрелю понадобилось много времени, много терпения, а также применение силы. Когда он с ней познакомился, она была управляющей бара «Коккер», расположенного на Пигаль. Это был маленький бар, клиентуру которого составляли мошенники, агенты гестапо и белокурые офицеры третьего рейха. Маринэтта считала себя воплощением парижанки, какой представляют ее себе провинциалы и иностранцы. Прежде всего, яркий макияж. Затем, облегающие платья, подчеркивающие все достоинства ее стройного тела. Когда она говорила, она постоянно облизывала губы кончиком языка, полагая, что это очень сексопильно. Она не могла сделать ни одного шага, не вильнув бедрами, садясь, закидывала ногу на ногу, демонстрируя колени. Она жила, окутанная коконом духов, звенела браслетами, цепочками и медальонами, признавая только золото. Маринэтта имела успех у мужчин, и сначала Лутрель терпел ее такой, какой она была. Молодая женщина уравновешивала его меланхолию и послушно утоляла порывы его плоти. Пьер постепенно привязался к ней, так как она была красивой, добросовестной и подобно ему питала слабость к собакам. Однако Лутрель долго колебался (Бухезайхе и Дано были тому свидетелями), прежде чем начать выходить с ней. В течение долгого времени он встречался с ней только в баре «Коккер», и их совместные маршруты не шли дальше спальни. Наконец Маринэтта начала жаловаться на однообразие их жизни.