Гангстеры
Шрифт:
Лутрель улыбается, но отводит взгляд. Он машет рукой спускающимся по лестнице друзьям.
— До завтра.
Лутрель закрывает дверь и опирается о нее. Его сердце учащенно бьется, губы пересохли, он чувствует спазмы в желудке. Пьер начинает отчаянную борьбу с самим собой, исход которой предрешен. Быстрыми шагами он пересекает холл, входит в комнату, подходит к буфету, трясущимися руками берет бутылку коньяка и с жадностью подносит ее к своим губам.
Когда два часа спустя Маринэтта приходит домой, она видит Пьера, растянувшегося поперек кровати. Он храпит, бормоча во сне проклятия. Он мертвецки пьян.
22
Рэймон Ноди никогда не любил оставаться один в часы, предшествующие налету. Он нуждается в обществе своих друзей. Рэймон молчаливо сидит в стороне, наблюдая за приятелями, играющими в карты, и их физическое присутствие благотворно действует на него. Пьеретту в эти часы он избегает.
Утром он позвонил Пьеру, и они договорились пообедать вместе в «Прюнье», элегантном ресторане на площади Виктора Гюго. Ноди появляется в час дня, его провожают к столику, заказанному господином Бернаром. Столик стоит у окна, выходящего на улицу Трактир. Вскоре появляется Лутрель. Освободившись в гардеробе от коричневой шляпы и пальто на верблюжьем меху, он входит в зал в сопровождении метрдотеля. Взглянув на него, Ноди испытывает сильное разочарование. Лицо Пьера имеет землистый оттенок, походка неуверенна, а взгляд устремлен в одну точку. Ноди в ярости. Он чувствует себя обманутым своим другом, которому он поверил. «Значит, он продолжает пить, несмотря на все клятвы», — думает Ноди. Метрдотель отодвигает стул для Пьера и отходит от стола. Двое друзей молча сидят напротив друг друга. Наконец, смутившись, Лутрель первым нарушает молчание:
— Как дела, Рэймон?
— Нормально, — холодно отвечает Ноди, — но ты, по-моему, не в форме.
— Тебе показалось, хотя я действительно чувствую себя разбитым после бессонной ночи. У меня бессонница. Ты еще не знаешь, что это такое.
— Не делай из меня дурака, Пьер! — сухо обрывает его Ноди.
Лутрель прищуривает глаза и делает новый заход:
— Что с тобой сегодня? Ты нервничаешь? Пьеретта тебе не угодила? — лицемерно шутит он.
Ноди не реагирует на намек.
— Оставь Пьеретту в покое! Ты знаешь, о чем я говорю: ты снова пил. Достаточно одного взгляда на тебя, чтобы это понять. Вчера вечером, уходя от тебя, я радовался, что ты взялся за ум. И я поверил тебе! Дурак…
— Рэймон…
— Ты лжешь, как все пьяницы.
Внезапно Лутрель теряет терпение. Его пальцы впиваются в край стола, в глазах появляется злой огонек. Переменив тон, он цедит сквозь зубы:
— Да, я пил. Ну и что? Это мое дело. Оставьте меня в покое с вашими нравоучениями. А если тебе не нравится, можешь уходить.
Сидящие за соседними столиками поворачивают головы в их сторону. Ноди взрывается в свою очередь:
— Прекрасно. Можешь пить, пока не сдохнешь. Ты прав, это твое дело. Можешь один совершать налет на ювелира, как мошенник из пригорода. Я не работаю с карманником.
Ноди встает, выходит из-за стола, быстро пересекает зал.
В другие времена Лутреля очень огорчила бы ссора с лучшим другом. Но сейчас его чувства притуплены, так как он уже утром выпил несколько рюмок анисового ликера. Проводив Рэймона взглядом, он щелкает пальцами, подзывая метрдотеля, заказывает устриц и белое эльзасское вино. Он степенно обедает и пьет, затем выкуривает сигару. С порозовевшими щеками и затуманенным мозгом он думает о ювелире. Несмотря на опьянение он осознает, что дело осложняется, в частности, от необходимости найти скупщика, на которого можно положиться. Он пожимает плечами: Аттия или Бухезайхе найдут такого.
Он смотрит на часы: пятнадцать часов пятнадцать минут. Он просит принести счет, оставляет царские чаевые и неровной походкой направляется к гардеробу.
Лутрель идет по улице, вдыхая прохладный сырой воздух, не обращая внимания на нарядные витрины магазинов. Он проходит мимо сидящего на тротуаре нищего, протянувшего свою грязную кепку. Чокнутый весело улыбается и бросает в нее свою непогашенную сигарету.
Он решает отправиться в ювелирную лавку в качестве клиента, чтобы осмотреться на месте и определить, где будут ждать его Аттия и Бухезайхе. Ноди предал его, теперь Лутрель в этом не сомневается. Во рту Лутреля появляется горький привкус.
Сунув руки в карманы своего элегантного пальто, Лутрель пересекает площадь Виктора Гюго и идет по улице Буассьер к ювелирной лавке. На некоторое время он задерживается у витрины, затем входит. За прилавком стоит полная брюнетка лет тридцати пяти, с живыми черными глазами персиянки. Это жена Саррафьяна, Сирварт Халаджян. Лутрель вежливо представляется ей:
— Господин Лоран. Несколько дней назад я имел дело с вашим супругом и был очень удовлетворен его работой. Он сделал браслет для моих наручных часов…
Госпожа Саррафьян, обычно недоверчивая с новыми клиентами, расслабляется: она знает господина Лорана, так как его имя занесено в ее счетную книгу.
— Моего мужа сейчас нет, господин.
— Я хотел бы купить часы для моей жены, самые лучшие, разумеется.
— Конечно, — одобряет госпожа Саррафьян, — мой муж будет вечером.
— Прекрасно, — говорит Лутрель, улыбаясь. — Я загляну. Не могли бы вы оказать мне услугу? Я хочу позвонить жене в «Гранд-Отель» и попросить ее подойти вечером сюда. Будет лучше, если она сама выберет себе подарок.
Госпожа Саррафьян протягивает ему телефонный аппарат. Лутрель набирает номер, мило улыбаясь коммер-сантке.
— Соедините меня, пожалуйста, с комнатой триста пять.
Жена ювелира слышит в трубке ответ телефонистки:
— Мадам вышла.
Лутрель, улыбаясь, кладет трубку.
— Не повезло, — говорит он. — Спасибо, мадам. До вечера…
На улице стемнело. Семь часов тридцать минут. Моросит мокрый снег с дождем. Прохожие спешат поскорее вернуться домой. Узкая улица Буассьер слабо освещена газовым фонарем. К дому тридцать два подъезжает черный автомобиль, из которого выходит мужчина в бежевом пальто и направляется к ювелирной лавке. Лутрель переходит к действию. Съежившись в машине, надвинув шляпы на глаза, подняв воротники пальто и потирая озябшие руки, Аттия и Бухезайхе смотрят на удаляющегося по улице Лутреля с некоторой настороженностью.
— Он еще не протрезвел, — вздыхает Аттия.
— Не надо было оставлять его одного, — ворчит Бухезайхе. — Ты видел, как он перезаряжал кольт?
— Нет, я был за рулем…
— Ты много потерял, Жо. Видел бы ты, как дрожали его пальцы.
— Почему он взял кольт?
— Он считает, что его пистолет приносит ему несчастье. Если так дальше пойдет, то перед каждым налетом он будет советоваться с гадалкой.
— Ты знаешь, Жорж, — внезапно говорит Аттия, — что-то мне не нравится все это. Давай подъедем ближе к лавке. В случае чего мы сможем вмешаться.