Гангстеры
Шрифт:
— Нет, — говорю я, — только по делу Шампини. В «Санте» он встретил одного парня, которого освободили, и тот связался со мной. К счастью, я в этом не замешан. Кражи — это не моя специфика…
— А ты по какому профилю? — заинтересованно спрашивает Комар.
— Угон автомобилей. Это доходнее и легче сбыть, особенно в провинции. Конечно, встречаются мошенники, но в целом это доходно.
Я вру с легкостью, без всякого риска, так как если я попадусь, я тут же достану удостоверение и отведу Комара в комиссариат. Однако я предпочел бы больше узнать о Жо Аттия. Комар снова становится подозрительным.
— А ты давно знаешь Жильбера? — спрашивает он.
Это ловушка. К счастью, я изучил дело Дешана в архивах судебной полиции.
— Четыре года. Мы познакомились в «Санте» в сорок втором. Он сидел за подделку хлебных карточек, а я — за гомосексуализм.
— Ты и вправду больше похож на гомика, чем на угонщика, — замечает Комар. — Это называется соединять приятное с полезным.
Я проглатываю комплимент и невозмутимо продолжаю:
— Он был в камере пять-тридцать, а я — пять-тридцать пять. Во время войны мы потеряли друг друга из вида, но после Освобождения встретились у Мари-Луизы, на улице Блондель.
— У жены Бухезайхе?
— Да. Совсем недавно, потому что я был до этого на Лазурном берегу. Ты выпьешь чего-нибудь?
— Анисовый ликер, Жанно, — заказывает Комар.
— Два.
Хозяин с торчащими ушами пристально рассматривает меня. Я поворачиваюсь к Комару.
— Меня зовут Дегалтье, Теофиль. Предки наградили меня дурацким именем. Друзья зовут меня Тео, так короче. Я оставлю тебе свой адрес. До полудня я дома. Если тебе что-нибудь понадобится…
Сейчас наступает ответственный момент. Эта преамбула мне нужна, чтобы усыпить бдительность Комара, развеять его сомнения. Члены воровского мира всегда начеку, всегда бдительны и наблюдательны, чтобы не попасть в западни, расставленные полицией. Я осознаю это, когда Комар, сделав большой глоток, прямо говорит мне:
— Странно, что Жильбер никогда не рассказывал мне о тебе.
Я с трудом удерживаюсь от искушения достать свое полицейское удостоверение и продолжить после этого нашу беседу на улице Бассано. Комар не устоит перед воплями Дюрье и бицепсами Гелтеля, это точно. Но он скажет минимум, а его арест только насторожит главарей. «Терпение», — убеждаю я себя.
— Странно, — говорю я уверенно, — о тебе он мне рассказывал. Он даже сказал, что Комар — человек надежный. Если тебе понадобится помощник, можешь на меня рассчитывать. Но я не стану тебя упрашивать.
Комплимент льстит микрогангстеру. Он выпивает ликер, спрыгивает на пол.
— Оставь, я угощаю. — Он бросает на прилавок горсть монет. — Позвони мне завтра в это же время. Быть может, у меня будет для тебя что-нибудь интересное.
Комар протягивает мне нервную руку. Он не сказал мне, где найти Жо Аттия.
— Роже, не ходи туда один, мне страшно, — сказала Марлиза, когда я сообщил ей о свидании с Комаром, которое он мне назначил у входа на кладбище у Шарантонских ворот. — По крайней мере предупреди Баньеля. А что, если карлик устроил тебе западню?
— Не волнуйся, я — ас полиции, — пошутил я.
— Ты просто смешон, Роже, — настаивала Марлиза, охваченная тревогой. — Возьми по крайней мере свой револьвер.
— Нет. Я никогда не буду пользоваться оружием.
Я надел свой плащ, спустился по лестнице, сел в метро. Ровно в семнадцать часов я был в условленном месте. Комар тоже. Он сидел за рулем черного «ситроена» с желтыми полосами. Широко улыбаясь, он открыл мне дверцу.
— Привет, Тео! Как дела? Ты в форме?
В тот день, двадцать шестого октября тысяча девятьсот сорок шестого года, Роже Борниш, инспектор третьего класса второго эшелона Сюртэ, в прекрасной форме. Он не теряет бдительности, так как беспокойство Марлизы передалось и ему, хотя он далеко не трус. Чтобы успокоить ее, я дал согласие на то, что она позвонит Баньелю, если я не вернусь к восьми часам.
Комар на первой скорости въезжает на бульвар Понятовского, сворачивает на набережную Берси у Национального моста. Из-за своего роста ему пришлось подложить под зад и под спину груду подушек.
— У меня есть для тебя дело, — неожиданно говорит он. — Думаю, что выгорит десять миллионов. Я покажу тебе сейчас одно здание, справа, перед которым ежедневно останавливается машина, набитая бабками.
Мы подъезжаем к набережной Рапе, к дому двенадцать, резиденции Парижского счетного банка.
— Видишь? — спрашивает Комар. — А сейчас я покажу тебе еще кое-что.
Мы разворачиваемся и едем в обратном направлении. Проехав мимо огромных складов на набережной Берси, Комар останавливает машину на углу Дижонской улицы, окаймленной столетними деревьями. Он опускает стекло.
— Смотри, Тео, — говорит он. — Напротив — все это винные владения. Здесь все улицы носят названия вин. Как ты думаешь, что находится на третьей отсюда улице Ионны, под номером один?
Я пожимаю плечами.
— Агентство Парижского счетного банка, — весело сообщает Комар. — Сюда ежедневно поступают взносы толстосумов.
Мой компаньон получил информацию от одного служащего. Менторским тоном он объясняет мне самый лучший метод налета:
— Когда «рено» с деньгами выезжает из Винного Базара, в семнадцать тридцать, достаточно прижать его к набережной Берси, почти безлюдной, пригрозить двум служащим, забрать мешок и исчезнуть. Проще простого! Пришел и взял.
Я спрашиваю наивно:
— Будем брать вдвоем или я приведу с собой здоровых парней?
Прежде чем ответить, мой крохотный друг набирает скорость, сворачивает к внешним бульварам, затем произносит:
— У меня есть два приятеля: Люсьен Врун и Анри Лангуст. С тобой нас уже четверо. Я буду за рулем. Каждый получит по два миллиона, осведомитель тоже, это справедливо.
Я киваю.
— И когда?
— Двадцать девятого и тридцатого. Я покажу сначала место моим приятелям, потом познакомлю тебя с ними.
Он сплевывает в окошко и насвистывает до самой площади Бастилии, где движение очень слабое. Здесь он останавливается неподалеку от входа в метро, на бульваре Бомарше. Мы пожимаем друг другу руки, я выхожу из машины. В последний момент Комар говорит мне: