Ганнибал. Революция
Шрифт:
– Ты доверяешь мне? – вновь посмотрела она на меня.
– Да.
Саша достала небольшой складной ножик и полоснула себя по большому пальцу. Она провела пару раз по моей коже над бровями, затем нарисовала какие-то узоры на себе в том же самом месте и, наклонившись, коснулась моей головы своей.
«Александра просит разрешить пройти ваш ментальный блок. Разрешить?»
Да.
Мир закрутился, вызвав легкое чувство тошноты, но вскоре все встало на свои места. Точнее, нет, явно не на свои. Мы с Сашей оказались в каком-то странном, неизвестном мне месте. Оно находилось между крупным городом и высокими горами. Мы стояли вдвоем перед входом в огромный ледяной лабиринт.
– Где мы? – посмотрел я на девушку, по сути, зная ответ.
– В твоем внутреннем мире, – подтвердила мои мысли Саша.
Я подошел к ледяной стене и заглянул в свое отражение. Там был не я. Там был вообще не человек, хотя… нет, две руки и две ноги на месте, рост под метр восемьдесят три, голова тоже вроде на месте. Вот только это не один человек, а словно две половинки от разных парней, непонятным образом объединенные в одно целое. С правой стороны на меня смотрел мужчина – горец, куда более смуглый, чем я, с легкой небритостью и строгим взглядом. Он смотрел серьезно, и с таким выражением, словно и не улыбался никогда. Слева был молодой парень с голубым, смеющимся глазом и светлыми волосами. На первый взгляд можно было бы сказать, что он весельчак и балагур. Эти две половины так разнились, что никак не могли быть одним целым, но почему-то были.
– Что это? – я коснулся правой рукой левой щеки и ощутил легкую неприязнь.
Словно две половины меня не принимали друг друга.
– Это твой мир, Ган. И ты знаешь ответы на все вопросы, только ты их и знаешь.
– Я не знаю…
– Подумай, ведь твоя правая сторона повернута к городу, а левая к горам.
– Я слишком «кавказец» среди русских и слишком «русский» среди кавказцев, – понял я. – Ни те, ни другие никогда не примут меня.
– Это твой мир, Ган. Ты его создал. И именно ты не даешь им принять себя. Ты решил за них.
Я посмотрел в такие теплые глаза девушки и в очередной раз понял, что она права.
– Пойдем дальше, я уверена, что нам с тобой нужно попасть туда, – указала она на большой ледяной купол в центре лабиринта.
– Наверное, – кивнул я.
Мы вошли в первый тоннель и двинулись прямо коридору. Со всех сторон веяло холодом, замораживающим и отрезвляющим, но я понимал, что останавливаться нельзя. Мы вышли к небольшой комнате, где стояли скульптуры, сделанные из того же материала, что и все вокруг.
– Кто это? – заинтересовалась она.
Я подошел к первой скульптуре и посмотрел на милую девушку со шпагой на поясе.
– Иветта. Моя подруга.
– Просто подруга? – хитро заглянула в глаза Саша.
– Она признавалась мне в любви, да и мне она была симпатична.
– Почему она здесь, Ган? Почему они все здесь? Ведь у всех этих девушек есть что-то общее.
Я осмотрел статую и утвердительно кивнул.
– Со всеми ними меня связывают какие-либо романтические отношения. Все они пытались попасть в мой внутренний мир, но я водил их кругами по этому лабиринту, пока они не превращались в лёд.
– Зачем?
– Я… я не знаю, – виски вдруг начали болеть. – Наверное, я боялся… слушай, давай пойдем дальше?
– Ра-а-а-а-а! – рык, раздавшийся в лабиринте, заставил меня вздрогнуть так же, как и мою спутницу.
– Что это? – посмотрела она на меня.
Следом раздались какие-то вопли.
– Я не знаю, – честно признался я.
– Хорошо, давай пойдем дальше.
Мы прошли в следующий коридор, и вскоре справа показалась камера. В ней стоял молодой я и девушка.
– Но почему? – смотрел «я» на нее растерянно.
– Мои родители против наших отношений. Они считают, что я нужна тебе только для забавы.
– Но это ложь! Я люблю тебя! Я хочу жениться на тебе и прожить всю жизнь вместе!
– Прости. Папа говорит, что кавказцы только развлекаются с русскими девушками, а женятся только на своих. Причем только на девственницах.
Девушка ушла, а в глазах молодого меня было непонимание и… боль. Эта боль словно передалась от него ко мне, разрывая грудь на клочки, но я стерпел и пошел дальше.
– То есть ты ушла к нему, – я пристально и с некоторой иронией смотрел уже на другую свою девушку. – Ты же говорила, что он как мужчина тебя вообще не интересует.
– Аслан, не начинай, пожалуйста, а? Тогда не интересовал, а теперь интересует…
И снова боль. Предательство, ложь в глаза. Я помню… как бы ни хотел забыть, помню…
Следующая картина.
– Я была пьяная! Я вообще ничего не помню! Можно сказать, он меня изнасиловал!
Она плачет, а на моем лице улыбка. Я уже общался и с ним, и с теми, кто был свидетелями, и знаю, что изнасиловала скорее она его. Сердце снова сжалось. Предательство…
– Это ужасно…
Я посмотрел на Сашу и встретился с ее сочувствующим взглядом.
– Я даже не представляю, каково тебе было все это переживать раз за разом, – девушка вздохнула. – Но скажи, Ган, почему ты не плачешь? Ни тогда, ни сейчас.
– Я не умею плакать, – пожал я плечами, слегка улыбнувшись.
Мне очень не хотелось, чтобы Саша меня жалела. Я не хотел выглядеть жалким.
Мы пошли к новой комнате, она была не из ледяных глыб. Это была комнатка в нашем доме, а в самом ее центре сидела женщина и читала маленькому мне книжку.
– Мама, – тепло произнес я.
Грудь сжала тоска. Мне очень не хватало ее. Все это время я так безумно скучал по моим родителям. Картина была ужасно чуждой этому месту. Она не причиняла боли, не отдавала холодом. Словно маленький оазис в пустыне.
– Она тебя очень любила, – тихо произнесла Саша.
– Как и я ее, – я попытался коснуться своей мамы, но не смог этого сделать. Рука прошла сквозь нее. – Пойдем дальше.
Я уже направился к следующему коридору, когда меня остановил голос девушки.
– Подожди, что за этой дверью?