Гаран вечный (сборник)
Шрифт:
Мужчина оттолкнул его.
— Я не хочу, чтобы меня здесь отравили, — крикнул он. Но лазер не отключил.
Теперь они шли еще медленнее, так как внимательно осматривали дорогу впереди себя. Ноги Дзианты ужасно болели. Она не привыкла к таким путешествиям и ей все меньше нравилось все это, каждый шаг, каждое движение причиняли ей боль.
Несколько раз Оган застывал, внимательно прислушиваясь. Остальные в это время отдыхали. Дзианта решила, что Оган ведет мысленный поиск, проверяя, нет ли за ними преследования. Но она не присоединилась к нему. Может, это была уловка Огана, чтобы ослабить
Затем они подошли к естественной преграде. На их пути низвергался водопад. Им пришлось карабкаться на одну из стен, окружавших долину.
Поднявшись, они оказались на открытом пространстве. Оган и его люди очень опасались неожиданного нападения. Поэтому они пустились почти бегом. Оган даже схватил Дзианту за руку и потащил ее за собой. Наконец они достигли укрытия из камней, смогли остановиться.
Они достали еду и перекусили. Дзианта растирала ноющие ноги. Она была не уверена, что сможет двигаться дальше. Однако она знала, что Оган не остановится перед тем, чтобы тащить ее насильно. Он старался оторваться от возможных преследователей.
— Это Юбан? — она скатала пустой тюбик в шар.
Оган только хмыкнул. Дзианта поняла, что он сейчас находится в состоянии ультраконцентрации, мысленного поиска, стараясь узнать все, что возможно. Однако в нем не чувствовалось обычной самоуверенности, все его усилия были безрезультатны, это было видно. Дзианта встревожилась. Ведь обычные люди, такие, как Юбан, были открытой книгой при чтении мыслей для мастеров типа Огана. А эти таинственные преследователи, которых он не мог обнаружить, были защищены экранами. Но почему же, если он это обнаружил, он все еще пытается бороться?
Почему он не приказывает ей поддержать его? Вероятно, потому, решила Дзианта, что он не хочет, чтобы она узнала тайну того, во что он сам пытается проникнуть. А может, ей все это только кажется? Она прислонилась спиной к камню и закрыла глаза.
Если Оган ее не приглашает, она может попытаться сама. Не для того, чтобы узнать, кто преследует их, а из-за Харата. Ведь это важно узнать, где Харат и почему Оган скрывает, что он здесь.
А Харат… опять ее мысли вернулись к тому, кого Харат направил к ней, — Турану, но не Турану. Она попыталась припомнить тех, кто временами посещал лабораторию Огана на вилле. Он мог быть одним из них. Но Оган старался держать ее подальше от тех, кого использовал в экспериментах. Ее озадачивало то, что Туран (он должен оставаться Тураном, так как у нее нет для него другого имени) был тренированным сенситивом с такими силами, что она не могла понять, как он мог подчиниться Огану.
Он не был тем, кого используют как инструмент, он был тем, кто сам использует других. Физическая оболочка Турана, которую он был вынужден одеть, сбивала ее с толку. Она решила попытаться воссоздать личность вне ассоциации с мертвым Лордом Командором. Задача была подобна тому, чтобы попытаться из обломков сложить то, что она никогда не видела.
Затем она задумалась о себе. Всю свою жизнь, сначала в Дипиле, а потом у Язы, она не была сама собой. Саляриканка дала ей кров, образование, комфорт. Но Дзианта знала,
Оган сначала был для нее божеством, а затем она стала ненавидеть и бояться его. Она признавала его мастерство и ненавидела его. И вот теперь она узнала всю глубину своих эмоций. Раньше или позже она выступит против Огана и будет бороться за свою свободу. Она не была настоящим человеком, когда он обучал ее. Она была глиной, из которой он лепил. Теперь она стала сама собой и не желала снова терять себя.
Яза и Оган, они были главными фигурами в ее жизни. Но теплых чувств она к ним не испытывала. Харат — самый ближайший к ней друг, если можно это слово отнести к смешному созданию. Она доверяла Харату.
Затем Туран. Между ними были отношения не учителя и ученика и не хозяина с работником, а именно то, что она называла товариществом, как между двумя членами команды корабля, или двумя патрульными, связанными общей целью, подвергающимися одной опасности, зависящими друг от друга в момент угрозы.
Как он зависел от нее до самого конца!
Дзианта почувствовала, как под плотно сжатыми ресницами появилась горячая влага. Она плакала по чисто физическим причинам, когда была ребенком: холод, голод, боль. Теперь слезы были вызваны чувством невозвратимой потери, ощущением раны, глубокой раны внутри нее, и она начала понимать, какие страдания причиняет ей эта рана. Все это сделал Оган — он послал незнакомца за ней — и оставил его там умирать.
Следовательно, она должна за все рассчитаться с Оганом, и за него и за себя. Когда настанет ее час, а не его. Она ни в коей мере не недооценивала своего оппонента.
Рука Огана, тронувшая ее за плечо, оторвала ее от размышлений.
— Поднимайся, нам нужно перебраться в другое место. Маут пошел вперед на разведку и нашел что-то.
Девушка осмотрелась. Один из людей Огана исчез, другой держал в руках приемник и слушал сообщение. Она со вздохом поднялась на ноги. Если это далеко, то она не была уверена, что сможет дойти.
— Торопись, — крикнул на нее Оган.
Они опять продирались, карабкались, спускались. Дважды Дзианта спотыкалась и падала и во второй раз она не могла подняться без посторонней помощи. Но Оган тащил ее дальше, ругаясь сквозь зубы.
Наконец он притащил ее к пещере и толкнул в темный угол вдали от входа. Она корчилась от боли, но Оган не двинулся помочь ей подняться. Однако он дал ей лечь там, где она упала, а сам вернулся ко входу и стал отдавать приказания своим людям, отослав одного из них куда-то.
Ночные тени сгущались. Солнце, такое яркое и жгучее над этой опустошенной страной, уже скрылось и его сверкающие лучи золотили самый краешек неба. Дзианта лежала в глубине пещеры. Все ее тело болело от непривычного физического напряжения, но мозг ее был ясен.
Человек, которого Оган куда-то отослал, еще не вернулся. Дважды приходили кодированные сигналы от него. Дзианта не смогла их расшифровать, а Оган очень встревожился. Очевидно, все его планы расстраивались. Наконец, он подошел к ней и наклонился так, что их головы оказались на одном уровне.