Гарантирую жизнь

Головачев Василий Васильевич

Никифор хмыкнул, оглядываясь на по-прежнему молчавшего Тарасова.

– Первый раз слышу. А мы с ним к какому виду относимся?

– Могу посмотреть, хотя, если судить по поведению – вы креолы, то есть потомки хищных и нехищных видов, обладающие, к счастью, острым чувством справедливости и совестью.

– Спасибо, – пробормотал озадаченный Никифор. – Значит, вы занимаетесь изучением мозга человека?

Крутов улыбнулся.

– Чем я только не занимаюсь. В том числе изучаю возможности человеческого мозга и психики.

– А еще над чем работаете?

– Изучаю возможность перехода человечества на нетехнологический путь развития. Выход,

кстати, совсем рядом, хотя для этого надо изменить психику людей, их потребительское отношение к природе. Кроме того, я работаю над программой создания безынерционных летательных аппаратов, изучаю возможности расширения сферы ПАО – пространства адекватного ответа или, как говорили в старину, «устроения повелевания». Подхожу к пониманию принципов магической физики, как универсальной физики Вселенной, приближаюсь к созданию ментального оружия. Правда, уровень сознания, необходимый для подобных деяний, таков, что волхв или маг, им обладающий, должен находиться вне любых битв. Я же только иду к этому состоянию, тренируюсь изменять сознание, накапливаю энергию и аккумулирую знания. Например, чтобы левитировать, – Крутов плавно поднялся в воздух, повисел под потолком несколько секунд и опустился обратно, – или проходить сквозь плотные материальные объекты, – он сунул руку в стену и медленно вытащил, – нужно знать некие магические приемы, действия которых я уже знаю. Но мне интересно разбираться и в том, какие физические процессы при этом происходят, от кварк-глюонных взаимодействий до полевых.

Никифор перестал скептически усмехаться, почесал затылок, покачал головой.

– Вы меня ошеломили, право слово, Егор… э-э…

– Просто Егор.

– Нам сказали, что вы волхв, но я отнесся к этому…

– Легкомысленно.

– Пожалуй, да. Чем же занимаются другие колдуны? То бишь маги?

– В большинстве своем – поиском знаний. Это глобальная потребность магов, аналог чувства голода. Их интересует опыт делания коллег, общение с ними, исследование эгрегоров и так называемых мест Силы. Между прочим, в России таких мест очень много, и Ветлуга – одно из них, не допускающее присутствия так называемых конунгов, черных магов. Кроме того, нас интересуют миры с другими физическими законами, миры, населенные другими существами, различные формы жизни, объекты, созданные внеземными цивилизациями, клады, артефакты и реликты. Можно говорить и об определенном интересе к материальной независимости и покою, как важным условиям развития, но этот уровень, по сути, отражает вхождение идущего на путь самореализации. Потом его начинают волновать более серьезные проблемы и технологии. Но я гляжу, вы устали и хотите отдохнуть. Пойдемте-ка в баню. Потом позавтракаем и побеседуем.

– Да я еще не устал, – запротестовал возбужденный и заинтригованный Никифор, глянул на задумавшегося Тарасова. – Ты как?

– Я бы все же сначала сходил в баню, – признался Глеб. – Разве что хотелось бы выяснить один вопрос…

– Да ради бога, – развел руками Крутов.

– Что это за корона?

– Ага, и мне интересно! – вспомнил о своем любопытстве Никифор, поворачиваясь к деревянному трону. Протянул к короне руку и отдернул, услышав голос хозяина:

– Минуту!

Бесшумно ступая босыми ногами по полу, Крутов подошел к креслу, провел над ним ладонью, как бы оглаживая корону и само кресло, затем взял корону в руки. Тарасову показалось, что корона при этом на мгновение оделась в ветвистую сеточку разряда.

– Я заложил в компьютер параметры всех известных мне корон, в том числе таких знаменитых, как «шапка Мономаха», короны наших царей, хранящиеся в Кремле и в музеях, короны английских и европейских королей, вождей племен Африки и Америки, других царственных особ, и рассчитал универсальную энергоинформационную матрицу, воплотив ее в суперкороне, которую я назвал капией. Попробуйте надеть.

Никифор заколебался. Глеб сделал шаг вперед.

– Я попробую.

– Тогда я за тобой, – сказал Хмель с легкой досадой.

Тарасов сел в кресло, ощутимо тяжелое, твердое и холодное, потемневшее не то от времени, не то от множества прикосновений. Крутов осторожно надел корону ему на голову, натянул чуть глубже, и Глеб провалился в сияющую бездну, хотя осознавал при этом, что сидит в кресле и видит перед собой предметы лаборатории. В голове с похрустыванием начал разламываться прозрачный панцирь, сковывающий тело, зазвенели далекие цимбалы. Под этот звон панцирь окончательно слетел с сознания Тарасова, и он окунулся в бездну невероятной глубины знания и понимания. А потом вспомнил все, что происходило с ним в жизни…

– Помнишь себя трехлетним? – долетел откуда-то издалека гулкий бас.

– Помню… – прошептал Глеб.

– А двухлетним?

Перед глазами капитана развернулась сцена: он стоит у комода, цепляясь ручонками за ручки ящиков, и тянет на себя скатерть, скатерть сползает, с нее летят женские безделушки, пудреница, зеркальце, флакончик духов и ножницы, они падают прямо ему на запрокинутое лицо, еще мгновение – и острие вонзится в глаз, и вдруг откуда-то выныривает рука отца и перехватывает ножницы в самый последний момент…

– Помню!..

– А что ты помнишь, когда тебе исполнился один год?

– Пожар… – прошептал Глеб. – Мать оставила включенный утюг… я почуял запах дыма, закричал…

– Может быть, вспомнишь свои ощущения в день рождения?

– Тепло, уютно… потом толчок… холодно и страшно! Вижу какую-то башню в форме креста… старца с развевающимися белыми волосами… и мальчика с такими же волосами… они входят друг в друга…

– Достаточно! – Крутов стянул с головы Глеба корону, и тому показалось, что его ударили по затылку! Он ослеп и оглох на какое-то время, ничего не соображая, но чувствуя огромное сожаление и горечь отключения от внутренней вселенной.

Крутов подал ему чашку с водой.

– Глотни родниковой.

Глеб повиновался. Голова прояснилась, словно внутри нее подул свежий морозный ветерок. Пришло ощущение подъема. Глеб освободил кресло.

– Ты крепкий парень, – с уважением сказал Крутов. – Не многие выдерживают больше минуты. Да и тебе нельзя держать канал памяти больше двух минут, это чревато нарушениями психики. Ну, капитан, ты еще не потерял желания испытать капию на себе? – глянул волхв на Хмеля.

– Я что, рыжий? – ответил тот, занимая кресло. – Хочу испытать то же самое. Надевайте вашу капию.

Крутов осторожно натянул корону на голову Никифора.

Глеб с интересом ждал реакции капитана.

Тот вздрогнул, широко раскрывая глаза, замер, вцепившись в подлокотники кресла, и ушел. То есть, как и Тарасов, погрузился в свой внутренний мир, принялся «листать» страницы своей памяти, вспоминать давно минувшие дни.

Крутов не стал спрашивать, помнит ли Никифор себя в детстве, какие чувства испытывает, волхв просто снял корону спустя минуту после начала сеанса.

Никифор снова вздрогнул, начал озираться, протирать глаза, с недоумением глянул на считавшего его пульс Крутова.