Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— С поручиком… — не удержавшись, подсказал Александр.
— Бергером.
23
Австерия уже работала. А может, она и не закрывалась на ночь, готовая выдать по первому требованию вина, колоду карт и дымящуюся трубку.
— За австерией по правую руку от набережной, — шептал Александр, — двухэтажный дом немца Штоса. Окна на втором этаже, выходят в палисад. Внизу ставни закрыты, все спят. Только бы он был домаЗаспанная служанка быстро открыла дверь и, не удивляясь, не задавая вопросов, провела Александра на второй этаж. Дверь в комнаты Лядащева оказалась незапертой.
— Проснитесь, Василий Федорович! Проснитесь, умоляю вас. Я пришел, чтобы отдать вам в руки судьбу мою и жизнь. Мне надо понять, удача ли прискакала ко мне на арабском коне, или беда стучится в дверь. Да не смотрите так удивленно! Меня вызвал к себе Лесток. Я не могу рассказать, о чем он со мной говорил. «Под страхом смертной казни»- так говорят в Тайной канцелярии. Но мне нужна ваша помощь. Я пешка в чьей-то игре. Но я должен понять, что творится вокруг. В чем обвиняют Лопухиных? За что взяли Бестужеву? Какое отношение к заговору имеет дочь ее Анастасия? Вы знаете все, недаром я встретил вас в доме графа Путятина.
— Тебе Лесток дал поручение?
— Я этого не говорил,- поспешно отозвался Александр.
— А иначе зачем бы ты прибежал ко мне в такую рань?- Лядащев зевнул, поскреб пятерней подбородок и сел, опустив ноги на пол. Только сейчас Александр заметил, что Лядащев спал не раздеваясь. Пышный парик примялся с одной стороны. Скомканный камзол заменял подушку, и на правой щеке отпечатался причудливый узор золотого шитья.- Пили мы вчера у Ягупова.О- ой! — Лядащев опять глубоко, со стоном зевнул.- Ненавижу это занятие, да отказаться нельзя- обида на всю жизнь. Домой меня чуть живого привезли. Кто — не помню.
— Василий Федорович, выслушайте меня. Я не пришел бы к вам, если бы дело касалось меня одного. Но все складывается так, словно я помогаю следствию поймать ее.
— Кого поймать? Говори толком.
— Вы же читали опросные листы.- Голос Александра прозвучал умоляюще. Ему очень хотелось, чтобы Лядащев сам догадался, о ком идет речь. Но тот ничего не хотел домысливать сам.
— У меня,братец, от этих опросных листов в глазах троится. Вот ведь зевота напала… Посмотри-ка там, в углу, за стулом… Нет ли там бутылки? Если меня привез домой Ягупов, то она непременно должна там стоять. И полная! Есть? Значит, точно Пашенька меня на второй этаж приволок. Возьми бокалы на подоконнике. Налей… Ну вот, теперь рассказывай. И все сначала. Значит, ты был у Лестока.
— Был, Василий Федорович.- Александр помолчал в надежде,что дальше Лядащев начнет говорить сам, но тот молча прихлебывал вино и ждал.- Хорошо, я все расскажу вам. Цена этой откровенности- моя жизнь.- Он погрозил кому-то пальцем и продолжал:- Я люблю дочь Анны Гавриловны Бестужевой- Анастасию. Случайно я видел, когда и с кем она бежала из Москвы. Теперь Лесток хочет, чтобы я опознал этого господина.
— Ну и опознай. Я-то здесь при чем?
— Что ей грозит?
— Анастасии Ягужинской? Да ничего. Она такого наговорила, любовь твоя, что ее не наказывать надо, а деньги платить за показания.
— Как- деньги? Она помогла раскрыть заговор?
— Ничего не раскрыла, а просто перепугалась до смерти и подписала все, что от нее хотели. А хотели, чтобы она оговорила мать. Но ее показания ничего не решали.Бестужеву взяли после допроса Ивана Лопухина.Тот постарался,ничего не утаил. Но я, как он, на дыбе не висел, и не мне его судить.
— На дыбе висел… — повторил Александр глухо, а потом, словно поймав на лету подсказку Лядащева, подался вперед. — Так Анна Гавриловна невиновна?
Лядащев рассмеялся невесело.
— Знаешь, как в городе называют дело об отравителях? «Бабий заговор». Лесток всем и каждому говорит: «Как же не быть строгим, если, кроме пустых сплетен да вздорной болтовни, ничего нельзя добиться от упрямых баб?»И этих «упрямых баб» пытают без всяких скидок на их красоту.
— Зачем же их пытать? Может, они и впрямь только сплетницы?
Лядащев хмыкнул неопределенно, опять зевнул и перекрестил рот.
— Знать надо, братец, о чем можно сплетничать, а о чем нельзя.А то больно много сплетников развелось. И посол австрийский Ботта в их числе. Ты на меня так преданно не смотри. Я тебе никаких тайн следственной комиссии не выдаю. Об этом весь Петербург говорит, — Лядащев вдруг подмигнул Белову, — и все «под страхом смертной казни».
— А какую роль во всем этом играет Бергер?
— Дался тебе этот Бергер!
— Так я еду с Бергером.
— Куда?- Лядащев быстро спросил и внимательно посмотрел на Александра. — Зачем тебе ехать с Бергером?
— Я вам уже говорил. Я еду с Бергером для опознания. Куда- не знаю.
— Хорошая компания, ничего не скажешь, — проворчал Лядащев.- Посиди-ка один. Пойду умоюсь. Башка раскалывается. — И ушел в другую комнату.
Мылся Лядащев долго, отфыркивался, старательно полоскал рот, Александр терпеливо ждал. Ему казалось, что Лядащев тянет время, решая для себя, насколько можно быть откровенным с пятидневным знакомым. А Лядащев раскачивался на нетвердых ногах и думал, с ненавистью рассматривая полотенце: «Как этой гадостью можно лицо вытирать? Хозяин Штос- сквалыга и сволочь! Это не полотенце, это — знамя после обстрела и атаки, все в дырах и в дыму пороховом. А может, это портянка? Не буду вытираться. Так обсохну. Еще водичкой покраплюсь и обсохну…»
— Слушай,- сказал он наконец, входя в комнату, — Расскажу я тебе, кто такой Бергер. Начнем с географии. Есть такой город — Соликамск. Знаешь такой город? В нем живет на поселении бывший гофмаршал Левенвольде, а при нем охрана, а при охране- офицер. У офицера вышел срок службы, и ехать к нему на смену должен был некто… — Лядащев многозначительно поднял палец.
— Бергер,- подсказал неуверенно Александр.
— Вот именно. Соликамск далеко, на Каме. Жить там, хоть ссыльным, хоть конвойным- пытка. Кругом соляные прииски и больше ничего, степи… Я всегда думал, Белов,- экая несправедливость! Считается, что ссылают одного, и никто не пожалеет ни в чем не повинных людей- солдат и двух офицеров, что едут в эту глухую, забытую богом дыру. А? Тебе не жалко конвой, Белов? Они ведь тоже люди!
— Мне очень жалко конвой, Василий Федорович,- твердо сказал Александр, опуская глаза в пол.- И палача жалко. Считается, что наказывают одного, а получается- двух.
— А ты остряк… Так о чем я? Ах, да, Бергер… С Иваном Лопухиным Бергер служил в одном полку и, говорят, был дружен. Про любовь Натальи Лопухиной к ссыльному Левенвольде знал весь двор. Не было этой тайной и для Бергера. И вот прослышала Наталья Лопухина про новое назначение в Соликамск и просит сына своего Ивана, чтоб передал он через Бергера поклон от нее Левенвольде. «Пусть верит, что помнят его в столице и любят», — наказала она передать да еще добавила такую фразу: «Пусть граф не унывает, а надеется на лучшие времена». Слушай, Белов, посмотри-ка в углу под окном. Там кусок обоев оторван. Там должна быть… Есть? Тащи сюда. Наливай. Мне чуток, себе полную. Пей, пей! У тебя уже щеки порозовели. Я когда тебя увидел, ты был на сосульку похож. Я еще подумал, что это Белов на сосульку похож? Лето ведь…