Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— Для этого нужно не надежду иметь, хотя это никогда не мешает, а заслуги!
— И связи при дворе!
— И рекомендации!
— За этим у него дело не станет,- усмехнулся Лядащев.
— У меня нет ни первого, ни второго.- Александр скосил глаза на Лядащева — тот флегматично жевал травинку,- ни третьего. Но вы забыли назвать четвертое — Их Величество Случай! Ведь не зайди я тогда в трактир… Знакомство с вами величайшая честь для меня, а советы ваши — это посох на пути к цели, фонари на дороге и ветер, раздувающий пламя надежды.
— Тебе не в гвардию надо, а в поэты.
— В гвардию идут не с посохом, а на арабском скакуне с саблей наголо.
— Не робей, братец, — сказал вдруг Ягупов сердечно. — Меня ты можешь найти каждую среду и пятницу в Летнем дворце,а прочие дни в Преображенских казармах. Это в Пантелеймоновой улице, в Литейной слободе.
— Я квартирую у немца Фильберга, его дом около аптеки на Исаакиевской площади, — присоединился Бекетов.
— А меня, курсант,- добавил Вениаминов,- можно найти в лейб-кампанейском дому. Это бывший зимний дворец. У этого дома трепещи: в нем скончался Петр Великий.Да не спутай двери, когда ко мне пойдешь. А то попадешь к придворным актерам, они тоже в том доме обитают. Хористки обожают хорошеньких курсантов навигацких школ!
— Что ж ты не принимаешь участия в судьбе будущего гвардейца? — прищурившись, спросил Ягупов у Лядащева.
— Я знаю, где найти Василия Федоровича, — поспешил с ответом Белов.
— Вот как? Я еще в трактире догадался, что вы знакомы. По долгу службы?
— Нет, мы познакомились потом, — пробормотал Александр и, чтобы уйти от щекотливой темы, решил вернуться к прежнему разговору. — А где сейчас гоф-маршал?
— В Соликамске на выселках, — буркнул Ягупов. — Хорошее место, отдаленное…
— В Соликамске? — насторожился Белов. — Прошлый раз, если мне не изменяет память, вы говорили…
— Она тебе изменяет, — строго сказал Лядащев.
— Что ты, Василий, все рот людям затыкаешь? Любознательный юноша… Хочет все знать.
— Иногда надо умерять свою любознательность! — ожесточился Лядащев.
— Ха!- Ягупов лихо закинул порожнюю бутылку за спину.- У них, Белов, такими любознательными все камеры забиты.
— У кого это- «у них»? — прошептал Лядащев. — Рубанут тебе когда-нибудь твой болтливый язык!
— Сам рубанешь или палача пригласишь? — Ягупов вскочил на ноги и выхватил из рук Бекетова наполовину пустую бутылку с венгерским.
— Прекрати, Ягупов!- закричали офицеры, но тот вылил остатки вина в костер и с криком: «Не будем мы с тобой пить!»- замахнулся бутылкой на Лядащева. Бекетов привычно вцепился в правую руку Ягупова.
— Ну что вы в самом деле, господа!- чуть ли не со слезами закричал Александр.- Кто же дерется бутылкой? Это совершенно противу правил! Бутылки… и дворянская честь!
— Кто тут про дворянскую честь? — прорычал Ягупов. — Это опять ты, щенок? Зализанная душа! Я тебе покажу «дуэль»!
Огромный кулак нацелился на Сашино ухо, но бдительный Вениаминов повис на левой руке Ягупова.
— Белов, уйдите с глаз! Идите к лодке! — кричал красный от натуги Бекетов, пытаясь вырвать из руки Ягупова бутылку.
— Рубанут язык! — вопил Ягупов. — Надька в крепости сидит… Дворянская честь… мать твою!
— Поверь, Павел, я все делаю, чтобы помочь Надежде Ивановне,- тихо произнес Лядащев.
— Ничего не понимаю, — причитал Саша. — Зачем кричать, ругаться, когда можно выбрать позицию и удовлетворить обиду, смыть оскорбление кровью…
— Помолчи, курсант, — грустно сказал Лядащев.
21
Алексей шел в Микешин один. Путь его краешком задевал Невинские болота, старушка утверждала, что так идти много короче, чем по тракту.
Поплутав день в топях и хлябях, он вышел на тропу, и тропа привела его к озеру. Вечерело… На водной глади в другом конце озера плавало малиновое пятно. Казалось, свет исходит изнутри, со дна, но это было отраженное с высокого берега пламя костра, и Алексей пошел на него, пробираясь сквозь заросли ольхи и крапивы.
Свет шел не от костра, как думал Алексей, а из окон двухэтажного особняка, стоящего на крутом берегу озера. Через еловые ветки покойно светились окна нижнего этажа. Из высокой трубы шел дым.
«Печи топят в такую жару, — подумал Алеша. — Странный дом… Куда это я вышел? А… Старушка говорила, «царев доми»… Значит, правильно иду, не сбился с маршрута».
Алексей осторожно отодвинул еловую ветку и заглянул в открытое окно. В комнате находилось двое мужчин. Один сидел над остатками ужина, другой, высокий старик в синей поддеве, стоял рядом и наливал из большого штофа водку в граненую чарку.
— Груздочками закусывайте, ваше сиятельство, — приговаривал старик. — Груздочек сам проскальзывает.
— Груздочки- это грибы,- заплетающимся языком сказал тот, кого называли сиятельством. Голова его вдруг мотнулась вбок, грозя перевесить шатко сидящее тело, но он подхватил руками свою тяжелую голову и, словно крепя ее к шее, вернул в прежнее вертикальное положение. — Грибы… это к чему?
— Даме к беременности,мужчине- к удивлению,- с готовностью пояснил старик. — Но это, если во сне грибы видеть.
— У меня здесь все, как во сне.
Алексей присел под окном. Где он слышал этот голос?
— Так о чем я? — продолжал мужчина. — Грибы к утомлению… Нет, я говорил, что тебе надо ехать с нами во Францию. Калистрат, Франция- звезда души моей! Ты сгинешь в этих болотах, Калистрат. Болота — это к чему?
«Совсем недавно, — мучительно вспомнил Алеша,- эти бархатные интонации, этот акцент…»
Он решил заглянуть в следующее окно, для чего встал на четвереньки, пролез под низкорастущими ветками ели и замер, открыв от удивления рот.