Гарем Пришельца (Сборник)
Шрифт:
— Он благополучно проспал весь этот сатанинский спектакль, чего не скажешь о негодяях, которые лежат здесь бездыханными, — голос комиссара посуровел. — Взгляните хотя бы на этого, с лысиной, которого сейчас перевернули санитары. На вид вроде бы человек солидный, добропорядочный, а туда же, за богатством погнался.
— У него щёки раздуты, как у хомяка, — лейтенант не мог скрыть усмешки. — Такое впечатление, что перед смертью он окончательно спятил и начал пожирать золото.
Два дюжих санитара подняли Пфаффера за ноги и за руки и уложили на носилки. Чиновник стискивал
— Они все спятили из-за золота, — сказал комиссар, — и хоть бы кто-нибудь успел сообразить, что оно фальшивое, а драгоценные камни — цветные стекляшки!
Не успел он договорить, как залитый кровью труп вдруг судорожно дёрнулся, и горловым спазмом, похожим на всхлип, выплюнул целую пригоршню монет.
Это было до того неожиданно, что даже видавшие виды полицейские шагнули назад, машинально схватившись за бластеры.
Пфаффер извивался, хрипел, засовывал себе в рот пальцы, пытаясь изрыгнуть проглоченное, но цепочка, бусы и с десяток металлических кругляков уже ушли в желудок. Он выл от отчаяния…
Санитары и полицейские смотрели на него в изумлении.
ДЕСЯТЬ «ДЖОКОНД»
Леонардо да Винчи обошёл яйцеобразную конструкцию из металлических прутьев и удовлетворённо погладил бок стеклянной реторты, которая была вставлена в тупой нос этого сооружения. Тёплый ветер колыхал седую бороду художника, рассыпанные по плечам космы и широкую, свободно ниспадавшую до земли белую одежду.
— Значит, ты покидаешь нас, учитель? — дрожащим голосом спросил юный Джованнино.
— Да, — взволнованно отозвался Леонардо. — Эта машина, над которой я работал почти двадцать лет, должна мгновенно перенести меня в будущее! Можете ли вы представить себе: преодолев толщу лет, она доставит меня в двадцать третий век! Я начал сооружать её ещё в Милане, одновременно работая над «Тайной Вечерей». Первый опытный макет машины погиб при вторжении в Милан войск короля Людовика. Но я продолжал работу над ней во Флоренции. Впоследствии я вернулся в Милан, где в тайнике хранились чертежи и расчёты, и создал второй макет. Я перевёз его в Рим, но там его приняли за орудие сатаны и это едва не стоило мне жизни… Лишь здесь, во Франции, под покровительством доброго короля Франциска, я наконец смог спокойно завершить свой труд…
На зелёном, залитом полуденном солнцем лугу кроме чудаковатого старика и двух мальчиков не было ни одной живой души. Глубокая тишина царила вокруг.
— Я захвачу с собой в будущее эту картину, — Леонардо достал из мешка портрет Джоконды. — Я писал её много лет и считаю одним из самых совершенных моих творений. Оставить её в настоящем — значит подвергнуть её всем превратностям, которые подстерегают произведения искусства в нашем жестоком и беспокойном мире. Сколько уже величайших произведений погибло, варварски уничтоженных руками невежд, сколько разрушено изумительных дворцов и прекраснейших статуй! А мне эта картина слишком дорога… Я глубоко убеждён, что истинное искусство не стареет и что в будущем, через семьсот лет, знатоки по достоинству оценят мой труд. Я даже готов отдать им картину безвозмездно, лишь бы быть уверенным в её благополучной судьбе…
С этими словами художник убрал картину обратно в мешок, забрался внутрь сооружения и зажёг горелку под ретортой. Чёрная жидкость в реторте забулькала, затем что-то ярко вспыхнуло, повалил чёрный дым и машина вместе со своим создателем исчезла.
— Ах, учитель взят на небо живым! — воскликнул потрясённый Джованнино.
— Нет, если чёрный дым, то его взял сатана, — возразил Бонифаччо.
И оба ничего не понявших ученика, опустившись на колени, зашептали молитву.
… Леонардо очутился на том же самом месте, в таком же солнечном летнем дне, только вместо луга вокруг простирался ухоженный парк. Художник выбрался из аппарата, взял под мышку мешок с картиной, огляделся и направился к гулявшим в отдалении людям.
Молодой человек и девушка, оба в шортах и майках, поглядели на него с любопытством.
— Вы, наверное, прибыли издалека? — спросила девушка, когда он приблизился.
— Угадали, досточтимая синьора, — церемонно раскланявшись, ответил Леонардо, — и сейчас я ищу людей, которые разбирались бы в искусстве и особенно в старинной живописи.
— В таком случае, вам надо обратиться к г-ну Тагельботу, торговцу антиквариатом, — сказал молодой человек. — Его магазин недалеко отсюда; пойдёте по аллее вдоль реки и, не доходя до города, увидите на берегу его дом.
— Приношу вам свою самую глубокую признательность, — снова поклонившись, Леонардо удобнее перехватил мешок и устремился вперёд по аллее.
Парочка с молчаливым недоумением посмотрела ему вслед.
… Г-н Тагельбот, полноватый мужчина пятидесяти лет, с аккуратными чёрными усиками на щекастом лице, в коротких штанах и в расстёгнутой на груди рубашке, сидел в качалке под навесом у дверей своего магазина и покуривал сигару, поджидая посетителей. В соседней качалке сидел его сын и компаньон г-н Тагельбот-младший, тоже полноватый и тоже с чёрными усиками.
Магазин был совсем небольшой, размещался он в одной комнате на первом этаже двухэтажного особнячка. В окне, служившем витриной, были выставлены всевозможные сувениры, способные заинтересовать туристов: резные фигурки из Полинезии времён капитана Кука, различные шкатулки, вазочки, фарфоровые статуэтки, толстые китайские мудрецы из нефрита, кораблики, клоуны, бюсты Наполеона, какие-то аляповатые поделки из проволоки и металлических опилок. В центре всего этого нагромождения красовалась большая абстрактная картина, изображавшая пятна разных цветов, как будто художник, создавая её, прыскал на холст краской из пульверизатора.
Был полдень, время, когда торговля в лавочке замирала. Папаша Тагельбот задремал; сигара выпала из его пальцев.
— Смотри-ка, — вдруг раздался голос сына. — Держу пари, что тот чудной старик с мешком направляется к нам!
— Что? — Папаша Тагельбот, просыпаясь, подхватил сигару. — А ведь правда, к нам… Наверно, хочет сбагрить какую-нибудь рухлядь, как будто мы старьёвщики… — Он аппетитно, во весь рот, зевнул. — В любом случае больше двух долларов не дадим, и так торговля ни к чёрту.