Гарем
Шрифт:
Из того конца зала, где сгрудились родственники ответчика, донесся презрительный смешок. Селим услышал его.
— Ответь мне, — продолжал он сурово, — почему ты запретил сыновьям помогать матери?
— Никто не запрещал им. Пусть помогают, если захотят. За кого ты меня принимаешь, мой господин? Лучше уж иметь женой эту ведьму с языком, подобным жалу гремучей змеи, чем неблагодарных детей, — проговорил торговец.
Снова кто-то фыркнул.
— Кто это смеется? — требовательно спросил принц. Ответом ему было молчание.
— Кто бы это ни был, отзовись, иначе как
Вперед вышла женщина с закрытым непроницаемой вуалью лицом:
— Меня зовут Дипти, я вторая жена Рази Абу. Он лжет тебе, мой господин. Серви в глаза не видела своего приданого. Он отдал его вместе с приданым других своих жен, Хатийе и Метийе, включая и мое собственное, танцовщице. — С этими словами женщина показала на высокую девушку, закутанную в изящную шелковую феридже бледно-лилового оттенка, что стояла рядом с торговцем.
Селим тут же отметил про себя, что все другие женщины из семьи Рази Абу носят простую одежду из шерсти альпаки.
— Потом, — продолжала Дипти, — он пригрозил своим сыновьям, что лишит их наследства, если те станут помогать матери. Что они могли сделать, мой господин? Они живут вместе со своими семьями в доме отца, работают на него и не имеют ничего своего.
Принц нахмурился:
— Это серьезные обвинения, Рази Абу. Что ты можешь на них ответить?
— Они просто ревнуют к моей драгоценной Босфор, мой господин. Эта девушка, воистину нежный весенний цветок, озарила счастьем мои преклонные годы. Она меня любит, мой господин.
— Ха! — вновь фыркнула Дипти. — Послушай меня, принц Селим. Ради своей ненаглядной Босфор он ограбил всех нас. До того как она появилась у нас в доме, мы имели свои собственные покои с кухнями и спальнями и личных рабов. Теперь же Хатийе, Метийе и я вынуждены ютиться в двух жалких каморках и за нами ухаживает одна-единственная беспомощная старуха. Рази Абу отнял у нас все комнаты и заново перестраивает гарем, дабы порадовать свою танцовщицу. Он лишил нас всех слуг! Наши драгоценности исчезли, но вскоре появились на ней! До сих пор мы не смели жаловаться, боясь, что нас вышвырнут на улицу, как и несчастную Серви.
— Кто-нибудь может подкрепить твои обвинения своими показаниями?
Вперед вышли Хатийе и Метийе:
— Мы подкрепляем, наш господин.
После них из толпы вышел молодой человек:
— Я Джафар, мой господин, старший сын Рази Абу. Эти женщины говорят правду. В последнее время с ними обращаются очень дурно. Про свою мать я уж молчу. Отец всегда был тяжелым человеком, но по крайней мере раньше оказывал своим женам знаки должного уважения. Если бы он взял эту танцовщицу в наложницы, никто из нас не был бы против. Но вышло все иначе, и с того самого дня, как она появилась в доме, жизнь превратилась в сущий ад. Стоит нам что-нибудь сказать ей, как она тут же воспринимает это как оскорбление и доносит отцу, после чего на провинившегося обрушиваются суровые наказания. Дошло до того, что мы уже стали бояться за свою жизнь и жизнь наших детей.
Завершив свой монолог, молодой человек вновь отступил назад, к своим братьям.
Принц нашел глазами в толпе Босфор и велел ей приблизиться:
— Теперь я хочу послушать тебя.
Девушка в лиловом одеянии грациозно подошла к возвышению, на котором стоял трои, и склонилась в изящном поклоне. После этого она подняла на принца свои влажные глаза.
— Сучка! — прошипела возмущенная Сайра. — Она еще смеет с ним кокетничать!
Черты лица молодой женщины смутно угадывались под темной вуалью. Селим протянул руку и сдернул ее. Ему открылось улыбающееся и ловко накрашенное лицо юной блудницы. На вид ей было лет семнадцать. Селим испытал отвращение, ибо он презирал бесстыдных женщин, но чувств своих ничем не выдал.
— Прекрасный принц, — низким, грудным голосом проговорила Босфор, — все эти обвинения суть бред и клевета со стороны жалких старух и жадных сыновей, которым не терпится отнять у своего отца наследство.
— Почему ты не согласилась быть просто наложницей? Ведь ты знала, что для того, чтобы жениться на тебе, Рази Абу по нашим законам обязан был развестись с одной из своих прежних жен. Неужели у тебя настолько черствое сердце?
— Я не хотела быть наложницей, мой господин, потому что считаю себя порядочной женщиной.
— Ха! — фыркнула Дипти. Босфор обернулась к ней:
— Старая карга! Ты еще пожалеешь о том, что влезла не в свое дело! Я ношу под сердцем сына своего господина!
— Ха! Выходит, ко всем своим преступлениям ты еще добавила и супружескую измену!
Женщины стали было громко препираться, но принц крикнул:
— Хватит! — В комнате немедленно воцарилась тишина. — Дипти, ты выдвигаешь против этой женщины обвинения одно серьезнее другого. Учти: закон гласит, что истец обязан подкрепить свои слова показаниями четырех свидетелей. Если у тебя нет весомых доказательств, я вынужден буду распорядиться, чтобы тебе всыпали восемьдесят плетей за лжесвидетельство. Скажи, ты хочешь снять свои обвинения? Пока еще не поздно.
Босфор презрительно фыркнула, глянув в сторону Дипти:
— Нет у нее никаких доказательств! Эта старая кляча не имела никакого права марать мое честное имя и должна понести наказание!
— Доказательство есть!
— Нет!
— Да! Босфор переехала в наш дом четыре месяца назад, когда Рази Абу развелся с Серви. Но по закону он обязан был ждать девяносто дней, поэтому новая свадьба состоялась чуть больше месяца назад. А между тем за все это время у нее не было ни одного кровотечения!
Принц мягко улыбнулся:
— Поверь мне, Дипти, порой влюбленные вступают в брачные отношения еще до совершения формальностей. Может, с Босфор и Рази Абу как раз и был тот случай?
В это время за ширмой Серви судорожно стиснула руку Сайры:
— О Аллах! Несчастный Рази Абу! Когда Дипти выходит из себя, ее уже ничто не остановит. Сейчас она расскажет все…
Сайра оглянулась на торговца, лицо которого вдруг позеленело. Сжалившись над ним, она шепнула принцу:
— Отпусти двор, мой господин, иначе этот незадачливый торговец будет сейчас публично опозорен, а его преступление все-таки не так велико.