Гарем
Шрифт:
Над последними в атом году цветками роились ленивые пчелы, а из сада дворца Лунного света доносились веселые детские голоса. Шесть маленьких мальчиков от семи до двух лет устроили между собой настоящую свалку.
— Сулейман! — позвала старшего красивая рыжеволосая женщина. — Береги младших братьев. Не забывай, мой львенок, они еще совсем маленькие.
— Хорошо, мама, — ответил ей высокий для своего возраста худенький темноволосый мальчик.
Сайра вновь обернулась к своим подругам.
— Порой он забывает, что Абдуле и Мураду всего два и три годика, — заметила она.
Зулейка
— Абдула сам о себе позаботится, — сказала она. — Он такой толстый. Удивительно, как они до сих пор не догадались использовать его в своих играх вместо мяча.
— Мурад толще, — ответила Сайра. — Он даже не видит собственных ног. Не то что наши девочки, правда, Фирузи?
— Да, они просто красавицы. — Она с любовью оглянулась на своих дочерей, которым было по два года и которые как две капли воды походили на белокурую мать. Они сидели и играли тут же в траве. — Хорошо, что они двойняшки, — продолжала Фирузи. — Если бы родилась одна девочка, ей было бы одиноко. Мне кажется, Селим очень обрадовался им после шести сыновей. — Конечно, — заверила ее Сайра. — Он их так балует. Три молодые женщины переглянулись, и лица их осветили улыбки. Восемь лет уже прошло со времени их знакомства, и с тех пор они мало изменились. Впрочем, из робких тоненьких девушек они уже давно превратились в зрелых молодых женщин. Но ни одна из них не растолстела, несмотря на то что для турецких гаремов это было обычным явлением. А лица их будто стали еще краше, если это только было возможно, ибо они и раньше считались эталонами женской красоты и совершенства. Объяснение крылось в том, что все они нашли свое счастье.
Зулейку с детства учили, что она не будет единственной женой у своего мужа, а Фирузи и Сайра были так рано оторваны от своих семей, что довольно легко перенесли смену образа жизни и мировоззрения с европейского на восточное. И вот они сидели сейчас в саду перед собственным дворцом, вышивали, переговаривались, вокруг них играли их дети — идиллическая картина.
Драматические события произошли с тех пор, как они впервые приехали во дворец Лунного света. Две девушки гарема покинули своих подруг на черном верблюде смерти. У Ирис родился мертвый ребенок, и она не пережила родов, а Амара скончалась во вторую зиму от сильной простуды. Хрупкая индианка так и не смогла приспособиться к турецкому климату.
Радость же и счастье остальных омрачались, пожалуй, лишь тем обстоятельством, что у их общей подруги Сарины, которая отличалась острым языком и вместе с тем открытостью сердца, до сих пор не было детей. Она нередко делила ложе со своим господином, но никак не могла забеременеть. Все дети обожали ее, и она любила и баловала их в ответ. Ей было уже двадцать четыре года, но надежды стать матерью еще оставались.
— Отец! Отец! — закричали вдруг мальчишки, увидев Селима, который широким шагом направлялся к ним через лужайку.
Сыновья тут же обступили его со всех сторон. Младших он гладил по головам, старших легонько шлепал. Маленькие Гузель и Хале не могли пробиться к отцу сквозь толпу братьев, но принц Селим сам их заметил и поднял на руки.
— Ну как вы поживаете, мои маленькие гурии? — спросил он.
Девочки широко заулыбались и закрыли лица руками, робко глядя на отца в просветы между маленькими пальчиками. Подойдя к женам. Селим опустил девочек на землю.
— Они растут не по дням, а по часам и становятся все больше похожими на их соблазнительную мать. Фирузи покраснела. Принц повернулся к старшему сыну:
— Сулейман, поди сыщи тетю Сарину и скажи, чтобы она шла сюда. А потом возвращайся к занятиям.
Мальчик торжественно поклонился отцу и, преисполненный осознания важности поручения, бросился исполнять его.
— Мариан, — позвал Селим, и откуда ни возьмись перед ним оказалась служанка. — Забери детей в дом и передай учителям, чтобы они их пока не выпускали.
Женщина повиновалась. Селим слыл добрым хозяином, но и он мог рассердиться, если видел, что его приказы исполняются с опозданием.
Тем временем к трем кадинам присоединилась Сарина, и Селим выговорил:
— До нас дошел слух, что Бесме наконец удалось достичь первой своей цели. Мой брат Ахмед вернулся в Константинополь, и отец обещал больше не отпускать его от себя. Ему отвели большую часть дворца под собственный двор и подарили двенадцать девственниц из султанского гарема.
— Двенадцать! — пораженно воскликнула Сайра.
— Да, это камешек в мой огород, любовь моя. Мне как младшему сыну разрешили взять только шесть, а Ахмед все-таки наследник и потому получил целых двенадцать.
— Да поможет им Аллах… — пробормотала Зулейка.
— Верно, моя восточная роза. Помощь Всевышнего им не помешает, но я пришел сказать не только об этом. Завтра вечером сюда приедет Ахмед. Пока рабочие переделывают его покои в Эскисерале, он решил нанести мне короткий визит.
— Кого мы должны благодарить за то, что нам ниспослано это великое счастье? — кривя губы, спросила Сайра.
— Басму, разумеется. Она, верно, хочет пробудить в своем сыне зависть ко мне. Для того и присылает, чтобы он увидел, как мы тут живем, чтобы посмотрел на моих сыновей, каждый из которых будет иметь в будущем преимущество перед теми детьми, которые, возможно, еще появятся у Ахмеда. По праву старшинства.
— Что нам делать, мой господин?
— Ничего, Сайра. Не надо ничего менять из-за этого визита. Ахмед всегда мне завидовал. Помню, однажды он отнял у меня игрушку, которую подарил мне отец, хотя к тому времени он уже вышел из того возраста, когда играют в игрушки. Он будет завидовать мне в любом случае, что бы вы ни делали и как бы себя ни повели. Об одном прошу: постарайтесь поменьше попадаться ему на глаза. А при неизбежных встречах будьте с ним приветливы.
Кадины и Сарина согласно кивнули принцу.
— У него будет право свободно перемещаться по дворцу, мой господин?
— Да, но вход в гарем будет для него закрыт. Сайра.
— У Сулеймана и Мухаммеда уже свои собственные покои. Не причинит ли Ахмед им вреда? Всем известно, какое пристрастие он питает к маленьким мальчикам.
— Все будет хорошо, любовь моя. Я уже наказал Арслану охранять твоего сына и сына Фирузи. И вообще всей страже строго наказано не терять бдительности во время визита моего братца.
— Благодарим тебя, наш господин.