Гарем
Шрифт:
Кадины показали своим поведением пример того, как должны вести себя благородные турецкие женщины. Фериде стала икбал, и жены султана послали ей от своего имени небольшие подарки в виде драгоценностей и духов. С остальными гедиклис, которые заслуживали приглашения султана на ночь, кадины поступали так же. Лишь немногие рабы, из числа самых доверенных, знали о том, что, как только очередная девушка отправлялась на носилках в покои султана, все четверо собирались у Сайры и долго смеялись, устраивая нечто вроде праздника. Причина веселья была известна только Мариан.
Среди базарных торговок, которые допускались в султанский гарем, была некая Эстер Кира,
Эстер Кира и бас-кадина познакомились вскоре после переезда семьи Селима в Константинополь. Симпатичная семнадцатилетняя еврейка обладала черными волосами, черными глазами, оливковой кожей и веселым нравом. Она отличалась исключительной честностью и всегда приносила самый лучший товар. Временами она выполняла специальные заказы Сайры.
Одним из таких заказов, сделанных в обстановке строжайшей секретности, стала трава, которая, согласно клятвенным заверениям Эстер, славилась своей надежностью как противозачаточное средство. До сих пор трава себя оправдывала, а в кошельке юной еврейки звенели золотые монеты — выражение благодарности от бас-кадины султана.
Никто особенно не обращал внимания на странную бесплодность икбал Селима. Тем более что в 1513 году Фирузи-кадина родила ему четырнадцатого ребенка, дочь Наксидиль — «образчик красоты». В октябре Зулейка произвела на свет дочь Махпикир — «луноликую». А в конце ноября у Сайры родился сын Карим.
Из всех детей бас-кадины Карим больше всех походил на мать и, может быть, именно поэтому был дороже ее сердцу. Маленький Карим являлся копией Сайры. Кожа его отливала кельтской белизной, глазенки были зеленые, а волосы имели не золотисто-каштановый оттенок, как у матери, а морковный.
— Он напоминает мне моего брата Адама, — со счастливым смехом произнесла как-то бас-кадииа. — Вылитый Лесли!
— Тем хуже для османского принца, — поддразнил жену Селим. Рождение Карима случилось как нельзя кстати. Султану очень нужно было отвлечься. Незадолго до этого в удаленном серале на Босфоре тихо скончался Баязет, и по империи вновь поползли злые слухи о Селиме. Поговаривали, что он убил отца. Не успел он оправиться от этой потери, как пришлось взглянуть в глаза новому несчастью: умерла госпожа Рефет, чувствовавшая в последнее время недомогание. Она скончалась тихо и мирно во сне.
Баязета хоронили с большими пышными почестями, а смерть госпожи Рефет оплакали тихо и без всякой помпы те, кто знал и любил ее. Больше всего ее кончина потрясла кадин султана Селима. Помимо Хаджи-бея только она — мать, наперсница, милый друг — была их последней связующей нитью со счастливым прошлым. Им было больно думать о том, что теперь придется жить без нее. «Спасибо хоть, что она не страдала», — печально думала Сайра. За последние десять лет, проведенных во дворце Лунного света, у госпожи Рефет было несколько приступов, во время которых она задыхалась и после каждого из которых становилась все слабее. Перестройка гарема Баязета окончательно добила ее. В последние месяцы жизни она редко выходила из своих покоев, а если и покидала их, то только в носилках.
Сайра глубоко переживала смерть госпожи Рефет, потому что горячо любила эту женщину и восхищалась ею. Рефет была для нее примером самоотверженности, всю свою жизнь она посвятила служению племяннику Селиму и его семье. Их счастье всегда было ее счастьем, их боль — ее болью. Она ничего не просила для себя, но
В гареме носили по ней траур в течение нескольких месяцев, и кадины передали через слуг своему господину Селиму, что глаза их красны от слез и они не могут в таком виде показаться перед ним. Молодые гедиклис решили воспользоваться этой возможностью, чтобы привлечь к себе внимание султана.
К сожалению, в последнее время боль почти ни на минуту не отпускала Селима. Он и раньше-то не отличался большой терпимостью, но болезнь резко отразилась на его характере, и он стал теперь не просто раздражителен, но и жесток.
Сначала не повезло молоденькой икбал, уроженке Прованса, по имени Пакизе, которую султан забил до смерти, когда она посмела появиться перед ним не в трауре, а в красно-синих одеждах. Другой девушке отрубили два пальца на правой руке за то, что она играла на лютне мелодию, которая показалась султану неприлично веселой. Рождение Карима знаменовало официальное окончание траура, но и оно не смогло надолго отвлечь султана от мрачного настроения. Лекари только разводили руками и прописывали Селиму наркотики, но тот категорически отказывался принимать их.
Он сильно изменился. Груз ответственности за империю стал тяготить его. Он стал излишне вспыльчив и за малейшее нарушение закона карал жестоко, хотя и справедливо. Селим не мог простить персидскому шаху то, что тот помогал Ахмеду оружием и провизией, тем самым затягивая окончание гражданской войны в Турции.
Однажды янычары перевернули свои походные котелки и стали стучать в них. Въехав в самую гущу солдатской толпы на своем коне, султан спросил, в чем дело.
— Где золото, которое ты обещал нам в тот день, когда нацепил на себя меч славного Аюба? — крикнул молодой солдат.
Селим мрачно посмотрел на него. В первую секунду ему захотелось одним ударом сабли снести голову с плеч этого молокоcoca, но разум и чувство справедливости взяли в нем верх.
— Готовьтесь! — крикнул он. — Мы выступаем в поход через месяц!
Янычары шумными криками приветствовали это решение. Война! Да здравствует славная победоносная война!
Глава 29
Думая о дальнейших завоеваниях для своей империи. Османы постоянно обращали внимание на Запад, но султан Селим решил сначала начать войну против Персии. По этому поводу много спорили. Одни говорили, что он направил меч на Восток, потому что персидский шах Исмаил в свое время поддерживал принца Ахмеда. Другие — что Селим хотел отомстить за сына Омара, которого убили персы. Последнее объяснение выглядело более убедительным, поскольку в поход султана на Персию вместе с ним отправилась его третья кадина, Зулейка.
Частично были правы и те и другие, но главным мотивом войны, с которой султан пошел на Персию, стало иное. Шпионы Селима отыскали потомка последнего багдадского халифа из династии Аббасидов. Этот человек считался духовным лидером ислама. А Селим полагал, что весь мусульманский мир должен объединиться вокруг одного правителя, который являлся бы одновременно и духовным, и мирским его лидером. Он решил, что эта роль в истории уготована ему и его потомкам из династии Османов.
Против духовного лидера ислама Селим ничего не имел, тем более что тот жил в Египте. Но находились люди, которые пытались присвоить себе это звание, покончив с наследником халифа. Селим понимал, что действовать необходимо как можно скорее и энергичнее.