Гаргантюа и Пантагрюэль (Пантагрюэль)
Шрифт:
Когда он кончил свою речь, Пантагрюэль с большим достоинством ему ответил:
– - Милостивый государь! Я охотно делюсь с каждым теми дарами, коими меня наделил Господь, так как всякое благо исходит от него и так как ему угодно, чтобы оно приумножалось среди людей, достойных и способных воспринять небесную манну благородных знаний, ты же, по моим сведениям, в настоящее время занимаешь среди них первое место, а потому я тебе объявляю, что я когда угодно готов, сколько мне позволят мои скромные силы, ответить на любой из твоих вопросов, хотя, впрочем, не ты у меня должен учиться, а я у тебя, но уж раз ты сам предложил,
Таумаст же ему на это ответил так:
– - Милостивый государь! Господь да не оставит тебя своими щедротами и воздаст тебе за то, что твое величие соблаговолило снизойти к моему ничтожеству. Итак, прощай, до завтра!
– - Прощай!– - сказал Пантагрюэль.
Любезные мои читатели! Вы не можете себе представить, какие высокие и возвышенные мысли посещали всю ночь и Таумаста и Пантагрюэля. В конце концов помянутый Таумаст, остановившийся в подворье Клюни, сказал привратнику, что никогда еще его так не томила жажда.
– - У меня такое чувство, точно Пантагрюэль хватает меня за горло, -- признался он.– - Сделайте милость, прикажите подать вина и, чтобы пополоскать горло, холодной воды.
Пантагрюэль был крайне возбужден и всю ночь просидел над:
Книгой Беды De numeris et signis {"О числах и знаках" (лат.)},
Книгой Плотина De inenarrabilibus {"О вещах, изложению не поддающихся" (лат.)},
Книгой Прокла De magia { "О магии" (лит.) },
Книгами Артемидора Peri onirocraticon { "Об истолковании снов" (греч.) },
Анаксагора Pen semion { "О знаках" (греч.) },
Инария Peri aphata { "О невыразимом" (греч.)},
Книгами Филистимона,
Гиппонакта Peri anecphoneton { "О вещах, кои следует обходить молчанием" (греч.)},
и множеством других, пока наконец Панург не сказал:
– - Сеньор! Выкиньте вы все это из головы и ложитесь спать. Вы чересчур возбуждены, -- боюсь, как бы у вас от переутомления мозга не сделалась горячка. Прежде, однако ж, хлебните разиков двадцать пять -- тридцать, да и спите себе сколько влезет, а утром на диспуте с господином англичанином вместо вас выступлю я, и если я не доведу его ad metan поп loqui { До рубежа безмолвия (средневек. лат.)} можете меня обругать.
– - Панург, друг мой!– - возразил Пантагрюэль.– - Но ведь он же человек на редкость образованный. Под силу ли будет тебе с ним тягаться?
– - Еще как под силу!– - молвил Панург.– - Кончен разговор, -- предоставьте все мне. Кто образованнее чертей?
– - Разумеется, никто, кроме тех, кого коснулась божественная благодать, -- отвечал Пантагрюэль.
– - Со всем тем, -- продолжал Панург, -- я много раз выступал против чертей -- и всех их положил на обе лопатки и посадил в лужу.
Панург всю ночь пьянствовал со слугами и играл с ними в primus et secundus и в палочки, а расплачивался застежками от штанов. Когда же условленный час настал, он пошел со своим господином в указанное место, а там уже собрались все парижане, и стар и млад, -- можете мне поверить.
"Хоть этот чертов Пантагрюэль и одолел всех болтунов и желторотых сорбоннашек, -- думали они, -- но уж на сей раз ему достанется на орехи: ведь англичанин-то сущий черт из Вовера. Посмотрим, кто кого".
Итак, все были в сборе, Таумаст их ждал, и когда Пантагрюэль с Панургом вошли в залу, все школяры, и младшие и старшие, по своей дурацкой привычке захлопали в ладоши. Пантагрюэль, однако ж, на них гаркнул, да так, что голос его был подобен выстрелу из двойной пушки:
– - Тише, черт побери, тише! Клянусь Богом, мерзавцы, если вы будете меня раздражать, я вам всем отсеку головы.
При этих словах собравшиеся обмерли и больше уж кашлянуть не смели, словно каждый из них проглотил пятнадцать фунтов перьев, и хотя они успели крикнуть всего один раз, но пить всем захотелось отчаянно, и от жажды все высунули языки на полфута, как будто Пантагрюэль насыпал им в рот соли.
Тут Панург обратился к англичанину:
– - Милостивый государь! Ты прибыл сюда для того, чтобы заводить перебранку по поводу поставленных тобою вопросов, или же для того, чтобы поучиться и познать истину?
Таумаст же ему на это ответил:
– - Милостивый государь! Меня привело сюда бескорыстное желание поучиться и познать то, в чем я всю жизнь сомневался, ибо до сих пор ни одна книга и ни один человек не смогли разрешить мои сомнения. Заводить же из-за чего-либо перебранку я не намерен, -- это ниже моего достоинства, -- пусть этим занимаются канальи софисты, сорбонняи, сорбоннолухи, сорбоннщики, сорбонники, сорбоннилы, сорбоннавцы, сорннобники, бросонники, росбонники, ищущие на диспутах не истины, но противоречий и разногласий.
– - Итак, -- продолжал Панург, -- я, скромный ученик моего наставника, господина Пантагрюэля, попытаюсь ублаготворить тебя и удовлетворить всем и во всем, а потому нам незачем беспокоить его самого. Пусть лучше он возьмет на себя обязанности председателя, рассудит нас и окончательно рассеет твои сомнения, если ты найдешь, что я не удовлетворил твоей любознательности.
– - Отлично придумано, -- заметил Таумаст.– - Начинай же!
Надобно вам знать, что у Панурга на конце длинного гульфика красовалась кисточка из красных, белых, зеленых и синих шелковых нитей, а в самый гульфик он положил большущий апельсин.
ГЛАВА XIX. О том, как Панург положил на обе лопатки англичанина, диспутировавшего знаками
Тут собравшиеся приготовились внимательно слушать, англичанин же высоко поднял сперва одну руку, потом другую, сложил кончики пальцев в виде куриной ж..ки, как выражаются в Шиноне, и четыре раза подряд провел ногтями то по одной руке, то по другой, затем разжал пальцы и ладонью одной руки оглушительно хлопнул по другой. Потом опять соединил руки, потом дважды хлопнул в ладоши и четыре раза сжал и разжал пальцы; затем опять сложил руки и, словно взывая к Богу, воздел их.