Гарибальди
Шрифт:
Но еще до того, как Париж и Вена открыли эпоху революционных взрывов 1848 года, началось народное восстание в Сицилии.
В первых числах января 1848 года на стенах Палермо был расклеен следующий ультиматум: «Если правительство до 12 января не даст Сицилии тех учреждений, на которые она имеет все права, то народ добьется их силой оружия!»
В назначенный срок толпа палермских женщин, одетых в глубокий траур, отправилась к дворцу сицилийского короля узнать, согласен ли он дать конституцию. Король ответил отказом. Тогда улицы Палермо огласились звуками набата, палермский народ дружно выступил против бурбонских
Народное восстание заставило короля неаполитанского Фердинанда II согласиться на конституцию и на изгнание иезуитов, которым пришлось уехать на остров Мальту. Немедленно после этого Рим, Турин и Флоренция стали требовать таких же реформ.
Победа народа над королевскими войсками в Сицилии, неаполитанская конституция вызвали необычайный подъем в ломбардо-венецианских владениях Австрии. В Милане, в знаменитом театре Ла-Скала, происходили многолюдные митинги. На богослужении «в честь павших за свободу в Палермо» в соборе и на площади присутствовало тридцать тысяч человек. В феврале начались массовые народные собрания в Венеции.
24 февраля грянула революция в Париже. 13 марта революция совершилась в Вене, этом центре европейской реакции. Имперские войска были изгнаны из столицы восставшим народом. Сам император Фердинанд, о силе оружия которого с таким пафосом говорил в Милане Радецкий, вынужден был сменить министерство и обещать конституцию. Недавно еще всесильный Меттерних бежал из Вены. Революция в Вене вызвала немедленный взрыв в Ломбардии. 17 марта из Милана бежал австрийский вице-король Райнер. Под конвоем гусар он наспех увез все свои пожитки, а вечером восставший народ уже разгонял полицейские пикеты.
На заре 18 марта известный миланский философ и ученый Карло Каттанео сидел над корректурой теоретической работы «Об оружии и свободе для всех наций». К нему ворвалась возбужденная толпа миланской молодежи и заявила:
— Учитель, час пробил! Ведите нас, и мы выгоним из Милана австрийцев!
— Но у вас ведь нет оружия! — колеблясь, возразил Каттанео.
— Это неважно! — ответили они. — Ваши советы помогут нам победить, но знайте, что ваш отказ помочь тоже нас не остановит!
Каттанео встал из-за письменного стола, задумался и, решительным жестом швырнув корректуру в корзину, последовал за своими учениками, шумной гурьбой устремившимися на улицу. Совместно с Терцаги, Клеричи и Чернуски он образовал военный совет. В спешном порядке были написаны и размножены воззвания и инструкции о постройке баррикад. В полдень толпа миланских граждан захватила губернаторский дворец.
Собравшиеся на площади тысячи миланцев требовали политических свобод, амнистии, создания городской гвардии и народного представительства, прекращения надругательства со стороны австрийских войск.
Ни о каких уступках старому строю и австрийскому гнету народ теперь не желал и слышать. Полицейский
Но армия Радецкого окружала город. Численность ее достигала четырнадцати тысяч человек, у нее имелась сильная артиллерия. В распоряжении же восставших имелось всего сотни три-четыре ружей, а пороху и пуль почти не было.
19 марта на рассвете раздались набат и крики: «К оружию!» Загремели пушки, сражение возобновилось. Миланские граждане проявили огромный энтузиазм, решимость и находчивость. Они собирали в музеях старинное оружие, ломали на куски металлические решетки и оттачивали острия железных прутьев. Женщины кипятили масло и растопляли свинец. Мебель, черепица, булыжник — все пошло в ход в качестве метательных снарядов. Аптекари готовили порох. Число баррикад возрастало с каждым днем. 20 и 21 марта защитники баррикад не отступили ни на шаг. Бои продолжались с большим упорством. Австрийцев атаковали с такой энергией, что они вынуждены были оставить свои последние позиции внутри города, и Радецкий предложил подесте (городскому голове) двухнедельное перемирие.
— Ни за что! — резко заявил Каттанео. — Если бы мы даже и согласились на этот позорный компромисс, вам не удастся уговорить народ покинуть баррикады…
21 марта Радецкий вторично предложил перемирие, и Каттанео вторично категорически отказался. Представитель либерального дворянства граф Дурини попытался убедить Каттанео, что перемирие крайне необходимо, так как за это время Милан успеет запастись продовольствием.
— У нас хватит пропитания всего на двадцать четыре часа! — заявил он.
— Отлично, — сказал Каттанео. — Двадцать четыре часа мы будем сыты и двадцать четыре часа будем поститься. А после этого мы тоже не сдадимся: лучше умереть от голода, чем на виселице.
22 марта, в последний из «пяти героических дней», несколько часов подряд шел ожесточенный бой у ворот Тоза. Группа смельчаков во главе с Лучианом Манара произвела удачную вылазку, установила связь со спешившими на помощь Милану провинциальными отрядами и обратила в бегство две тысячи австрийцев. Пораженный Радецкий писал Фикельмону: «В Милане теперь не сотни, а тысячи баррикад! В осуществлении своих планов неприятель обнаружил столько знания, осторожности и вместе с тем отваги, что я уверен, что во главе горожан стоят иностранные военные специалисты».
Эти «иностранные специалисты» были на самом деле те же Каттанео, Терцаги, Клеричи, Чернуски. Ни один из них не был на военной службе и не знал военного дела! При помощи аэростатов они распространяли в окрестностях воззвания о помощи, и в ответ на их призыв отовсюду являлись добровольцы, вооруженные вилами, заступами и кирками.
После захвата миланцами Комских ворот положение австрийцев пошатнулось. Видя, что повсюду в окрестностях пылает восстание, Радецкий решил отступить, но предварительно разрушил город ужасающей бомбардировкой из шестидесяти орудий. Так закончились вошедшие в историю знаменитые «миланские пять дней» — изумительный образец победы восставшего народа над целой армией.