Гарики на все времена (Том 1), Губерман Игорь Миронович

Гарики на все времена (Том 1)

2008 г.

7.82 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Камерные Гарики

Моей жене Тате —

с любовью и благодарностью

Благодарю тебя, Создатель, что сшит не юбочно, а брючно, что многих дам я был приятель, но уходил благополучно. Благодарю тебя, Творец, за то, что думать стал я рано, за то, что к водке огурец ты посылал мне постоянно. Благодарю тебя, Всевышний, за все, к чему я привязался, за то, что я ни разу лишний в кругу друзей не оказался. И за тюрьму

благодарю, она во благо мне явилась, она разбила жизнь мою на разных две, что тоже милость. И одному тебе спасибо, что держишь меру тьмы и света, что в мире дьявольски красиво, и мне доступно видеть это.

Тюремный дневник

Во что я верю, жизнь любя? Ведь невозможно жить, не веря. Я верю в случай, и в себя, и в неизбежность стука в двери. 1977 год

Я взял табак, сложил белье — к чему ненужные печали? Сбылось пророчество мое, и в дверь однажды постучали. 1979 год

Друзьями и покоем дорожи, люби, покуда любится, и пей, живущие над пропастью во лжи не знают хода участи своей.

И я сказал себе: держись, Господь суров, но прав, нельзя прожить в России жизнь, тюрьмы не повидав.

Попавшись в подлую ловушку, сменив невольно место жительства, кормлюсь, как волк, через кормушку и охраняюсь, как правительство.

Свою тюрьму я заслужил. Года любви, тепла и света я наслаждался, а не жил, и заплатить готов за это.

Серебра сигаретного пепла накопился бы холм небольшой за года,пока зрело и крепло все, что есть у меня за душой.

Когда нам не на что надеяться и Божий мир не мил глазам, способна сущая безделица пролиться в душу как бальзам.

В неволе зависть круче тлеет и злее травит бытие; в соседней камере светлее, и воля ближе из нее.

Среди воров и алкоголиков сижу я в каменном стакане, и незнакомка между столиков напрасно ходит в ресторане. Дыша духами и туманами, из кабака идет в кабак и тихо плачет рядом с пьяными, что не найдет меня никак.

Думаю я, глядя на собрата, — пьяницу, подонка, неудачника, — как его отец кричал

когда-то: «Мальчика! Жена родила мальчика!»

Несчастья освежают нас и лечат и раны присыпают слоем соли; чем ниже опускаешься, тем легче дальнейшее наращиванье боли.

На крайности последнего отчаянья негаданно-нежданно всякий раз нам тихо улыбается случайная надежда, оживляющая нас.

Страны моей главнейшая опора — не стройки сумасшедшего размаха, а серая стандартная контора, владеющая ниточками страха.

Тлетворной мы пропитаны смолой апатии, цинизма и безверия. Связавши их порукой круговой, на них, как на китах, стоит империя.

Как же преуспели эти суки, здесь меня гоняя, как скотину, я теперь до смерти буду руки при ходьбе закладывать за спину.

Повсюду, где забава и забота, на свете нет страшнее ничего, чем цепкая серьезность идиота и хмурая старательность его.

Здесь радио включают, когда бьют, и музыкой притушенные крики звучат как предъявляемые в суд животной нашей сущности улики.

Томясь тоской и самомнением, не сетуй всуе, милый мой, жизнь постижима лишь в сравнении с болезнью, смертью и тюрьмой.

Плевать, что небо снова в тучах и гнет в тоску блажная высь, печаль души врачует случай, а он не может не найтись.

Еда, товарищи, табак, потом вернусь в семью; я был бы сволочь и дурак, ругая жизнь мою.