Гарнитур из электрических стульев
Шрифт:
«Да я купить могу, чем тащить на себе такой вес», — слабо отбивалась Даша.
«Что ты там у себя в Петербурге купишь! — сердилась мать. — Что у вас там в таком климате может вырасти...»
Мама родилась в южном городе, после смерти мужа вернулась туда и очень не уважала Петербург за холодную зиму и слякотную дождливую осень.
Что ж, варенье так варенье. Сегодня можно закипятить, а завтра она сходит в магазин за песком.
Разделить каждый абрикос на две половинки, вытащить косточку. Половинки в одну миску, косточки — в другую. Потом нужно расколоть их и вытащить ядрышки, которые тоже пойдут в варенье. Работа несложная, но отнимает много времени. Но времени у Даши много, торопиться некуда. Интуиция подсказывала ей, что муж придет сегодня домой
Руки двигались механически, и в голову полезли тревожные мысли. Значит, муж ей изменил. Только так можно объяснить его нервное поведение, злые слова, сказанные сгоряча. Но при чем здесь она, Даша? Она ни в чем не виновата...
Да, конечно, но мужчины, сердясь на себя, всегда обвиняют самого близкого человека, того, кто рядом. Чаще всего это оказывается жена. Что же теперь делать? Что предпринять в этой, в общем-то весьма тривиальной ситуации?
Многие женщины, особенно те, с кем такое случилось впервые, бегут за советом к матери. Для Даши такой метод не подходит — мама далеко. Можно, конечно, бросить все и уехать к маме с Митькой на все лето. И пусть муж тут сам с милицией разбирается. Но ведь рано или поздно все равно придется что-то решать. Даша хочет жить в Петербурге, и Митьке лучше учиться здесь.
Даша уколола руку косточкой и очнулась. Что это она выдумала? Из-за какой-то ерунды она уже собирается переделывать свою жизнь. Случайно в разговоре обмолвился какой-то мент, совершенно не внушающий ей доверия! Да они что угодно выдумают, только чтобы похищенное не искать!
Если она с такими подозрениями обратится к Игорю, ничего, кроме скандала, не получится. Утром они и так расстались не лучшим образом, зачем же усугублять ситуацию. И потом, даже если Игорь не ночевал дома, может, у него были какие-то дела? И он не хотел говорить о них при милиции. Те начнут спрашивать, потребуют свидетелей... как будто Игорь не потерпевший, а подозреваемый. Правильно муж говорил — не вызывай милицию, толку все равно не будет. Вот ведь было четыре кражи, а ни одной не раскрыли. И не раскроют, потому что не хотят. Это только по телевизору показывают, как милиция успешно раскрывает самые сложные убийства. Громкие дела, может, они и раскрывают, а вот мелкие кражи — извини-подвинься!
Ладно, утащили у молодых телевизор да видик, те еще заработают! А у стариков с третьего этажа небось последние деньги уперли, которые на похороны приготовлены были! И никому нет дела... Потому и не помогают люди милиции, что не верят.
«Да провались они все! — в сердцах подумала Даша. — Из-за денег да шубы я буду слезы лить! А больше ничего и не жалко...»
Но тут же Даша осознала, что жалко. Как ни странно, но ужасно жалко было бабушкиного ящичка с безделушками. Потому что можно купить новый видеомагнитофон и шубу, но никогда она уже не сядет в тишине и не возьмет в руки маленький хрустальный шарик, внутри которого на крошечной кровати под золотым балдахином спала принцесса. Спящая красавица была размером с лепесток ромашки, но сделана так тщательно, что видны были опущенные ресницы и полуоткрытый ротик.
Маленькая Даша все глядела и глядела в шарик и мечтала, как когда-нибудь появится такой же крошечный фарфоровый принц, разобьет хрустальную оболочку, поцелует принцессу и она оживет.
Даша подумала, что если бы кто-то узнал про ее сожаления, то без колебаний назвал бы ее полной дурой. Жалеть о какой-то ерунде, детских игрушках! Тем более что, когда они еще были в квартире, Даша за четыре года ни разу не удосужилась открыть ящик!
Она внезапно поняла, что плачет. Слезы текли по щекам и падали на абрикосы. Будет соленое варенье...
Так нельзя, нужно смириться с потерей. В конце концов, ничего ужасного не случилось. Подумаешь — пропали детские воспоминания! Вернее, воспоминания-то остались при ней. Но никогда уже она не покажет Митьке костяную лошадку и хрустальную принцессу. Он-то переживет, а вот Даша...
Она закончила терзать ненавистные абрикосы, засыпала их малым количеством сахара и с облегчением вымыла руки.
В кухне относительный порядок, в гостиной тоже, белье она постирает завтра.
Даша включила было телевизор — большой, который не украли, но там по одной программе шли «Менты-2», по другой — «Убойная сила-3», а по третьей — «Тайны следствия».
— Черт! — вскричала Даша. — Черт, черт, черт! Как же они мне все надоели!
Она резко нажала кнопку пульта и отбросила его в сторону. Хоть бы собака в доме была или кошка — все-таки не так одиноко. Митька просил щенка, но Игорь не разрешил. Даша не посмела настаивать. Она вообще предпочитала жить, как скажет Игорь. Игорь, когда женился на ней, заявил, что возьмет на себя все заботы о ней и ребенке. Действительно, материальных забот Даша не знала. Жили они не то чтобы богато, но Игорь зарабатывал достаточно, а Даша от природы не была мотовкой, у мужа никогда не было причин для недовольства ее методами ведения хозяйства. Но вот обо всем остальном она не могла ему рассказать. Так уж получилось — сыном занималась она, хотя Игорь к Митьке всегда хорошо относился.
Даша прерывисто вздохнула. Сердце ощутимо заныло — так захотелось к Митьке. Сразу бы прошло плохое настроение. Может, все-таки уехать завтра? Но, наверное, милиция не позволит, хотя какое милиции до нее дело?
Нет, так жить нельзя, решительно сказала себе Даша, если не занять себя немедленно каким-нибудь делом, можно свихнуться. Почитать детектив? Но там тоже небось милиция раскрывает блестяще все дела. А что, если поразмыслить над кражами, происходящими в их подъезде?
Слышал бы Игорь, усмехнулась про себя Даша, он бы только посмеялся, он считает, что его жена не способна думать ни о чем, кроме сына и домашнего хозяйства...
Снова Даша удивилась — с чего это она? Игорь никогда не говорил ей обидных слов, только сегодня утром после кражи сорвался... А за два года брака они ни разу не ссорились. Но раз начавшись, неприятное узнавание мужа продолжалось. Даша видела всю их предыдущую жизнь как сквозь призму, вернее, это раньше она смотрела сквозь призму, а сейчас пелена спала с глаз и все оказалось совсем другим. Дело же не только в грубых словах, которые Игорь никогда раньше не говорил. Дело в выражении лица, в междометиях, во взглядах и поворотах головы, в улыбках и нахмуренных бровях. Если как следует понять этот сложный язык, многое можно узнать о человеке. А кому, как не жене, полагается знать о муже все? Раньше Даша над этим как-то не задумывалась, она вообще жила бездумно, сегодняшним днем. И была счастлива. Счастлива ли? — тут же поправилась Даша.
Но это уже совсем последнее дело — заниматься самокопанием. Обратимся к более насущным проблемам.
Итак, если предположить, что в их подъезде действует наводчик... Не зря участковый сказал, что в их подъезде краж было больше всего — сегодняшняя пятая. Дашины окна выходят во двор, из ее квартиры дверь подъезда не видно, а вот у Беллы все очень хорошо видать.
Даша зашла в Митькину комнату и достала разноцветные фломастеры и листок бумаги. В доме девять этажей, на каждой площадке по четыре квартиры, из них только у двух окна выходят на улицу, из них хорошо виден вход в подъезд, а стало быть, все, кто выходит из дому. Определенно, злоумышленник обитает в одной из этих квартир, потому что, если бы он следил за жильцами из лестничного окошка, кто-нибудь бы его непременно заметил. Значит, из владельцев подозрительных восемнадцати квартир можно исключить одну только Беллу Леонидовну — Даша не могла представить, как старушка сидит у окна и следит за жильцами. К тому же знакомые и родственники у нее — все очень порядочные люди, они не будут лазить по квартирам и красть у стариков последние деньги. Дальше: например, на их площадке владельцы двухкомнатной квартиры, что выходит окнами на улицу, уже почти год находятся за границей. Сначала они квартиру сдавали, но потом съемщики устроили не то потоп, не то пожар, и от квартиры им отказали, так что несколько месяцев жилье стоит пустое. Значит, от восемнадцати отнимаем две, остается шестнадцать.