Гарпия с пропеллером
Шрифт:
Слева послышался резкий стук. Я вздрогнула и увидела сотрудника ГИБДД в ярко-желтой жилетке.
– Что случилось? – удивилась я, опуская стекло.
– А ну, отъехай в сторону, – велел постовой.
– Зачем?
– Выполняй.
Я послушно замерла у обочины.
– Попрошу документики, – потребовал мент.
– В чем дело? – недоумевала я, протягивая техпаспорт и права.
– В чем, в чем… – бормотал сержант, разглядывая закатанные в пластик корочки, – зеленый загорелся, потом красный, потом снова зеленый, а ты все стоишь, пьяная, что ли?
И
– Я никогда не употребляю алкоголь, если собираюсь вести машину! – возмутилась я.
– Ну-ну! – протянул постовой и велел: – Открой багажник.
Я выполнила его приказ и, нырнув в теплое нутро «Пежо», вздохнула. Ну почему сотрудники ГИБДД такие противные, а?! Отчего никогда не улыбаются, не шутят? Не далее как в декабре я точно так же задумалась за рулем, стоя на улице Арго, в Париже. Ко мне подошел полицейский и весело спросил:
– Мадам, на светофоре уже горел красный, желтый и зеленый свет, вы предпочитаете какой-то другой цвет?
А наш сразу: «Документы, пьяная…»
Не найдя никаких нарушений, постовой отпустил меня, а я не стала предлагать ему пятьдесят рублей, не за что!
Возле дома Сони стояли машины, и пришлось парковать «Пежо» довольно далеко от ее подъезда, а потом ковылять по обледенелому тротуару. Возле двери я поскользнулась и упала, а когда встала – обнаружила, что любимые черные брюки порвались на обеих коленках. В общем, день не задался с самого начала, оставалось надеяться, что его вторая половина будет более удачной.
Едва я протянула руку к звонку, как дверь квартиры Сони распахнулась и оттуда вышли две невысокие женщины. Одна была в черном пальто, другая – в юбке и вишневой, расшитой люрексом кофте.
– Вы к нам? – спросила вторая.
Я кивнула.
– Входите, – предложила она, – на кухню.
Я прошла в знакомое помещение, села на ту же табуретку, что и вчера, и хотела было спросить: «Можно увидеть Соню?», как женщина резко сказала:
– Вы небось с почты? Ну давайте деньги! Чего так запоздали, агентша только что ушла! Ваша заведующая еще с утра обещалась прислать.
– Какая агентша? – растерянно спросила я.
– Какая, какая, – довольно зло отозвалась тетка, – ясное дело, похоронная! Между прочим, все из-за вас получилось! Виданное ли дело отправлять слабую женщину разгуливать с такой суммой!
– Простите, я не с почты, позовите, пожалуйста, Соню!
Женщина пару секунд смотрела на меня, не мигая, потом пробормотала:
– Соню? Да вы откуда?
– Я ее знакомая, новая. Мне очень надо с ней поговорить.
– Соня умерла, – ответила баба, одергивая жуткую кофту.
От неожиданности я сначала оторопела, а потом отчего-то спросила:
– А вы ей кем приходитесь?
– Так сестрой, старшей, – спокойно сообщила она.
– Как вас зовут? – Я медленно приходила в себя.
– Равиля, – ответила она. – Мне теперь не только своих детей тянуть, еще Сонькиных на ноги ставить. Господи, ну за что нам такое горе!
– Но что случилось? – спросила я. – Я вчера была у Сони. Она выглядела очень бодрой, собиралась квартиру убирать.
– Сонька здорова была, – тяжело вздохнула Равиля, – это у меня полно хронических болячек, а у сестры все было в порядке, на ноги только жаловалась, говорила, прямо гудят к вечеру. Убили ее из-за больших денег, много тысяч в сумке несла, вот негодяи и прознали, решили поживиться!
Я с недоверием оглядела кое-где облупившиеся кухонные шкафы и помятую алюминиевую кастрюльку, стоявшую на допотопной газовой плите.
– Откуда у вашей сестры огромные средства? Извините, пожалуйста, но мне показалось, что она живет очень скромно.
– Так не ее тыщи-то, – с жаром пояснила Равиля, – чужие деньги!
– Чьи?
Равиля вытащила из ящика стола сигареты.
– Курите?
– Вообще да, но сейчас не хочется.
Сестра Сони почиркала дешевой зажигалкой, потом выпустила бледно-голубую струю дыма и ответила на мой вопрос:
– Пенсию она разносила. Есть пожилые люди, которым из дома выйти тяжело, вот им почтальон на дом деньги и приносит. Раньше «автоматом» на сберкнижку переводили, а теперь боятся с государством связываться, наши правители-то люди ненадежные. Захочется им, мигом у граждан сбережения отнимут.
Я кивнула. Это верно, слишком много испытаний выпало на долю пожилых людей: война, разруха, нищенское существование на крохотную зарплату, погоня за едой и одеждой, потом, правда, были относительно спокойные годы «застоя», зато после восемьдесят пятого «интересные» события пошли просто косяком… Реформа Павлова, шоковая терапия по Гайдару, национальные конфликты, терроризм, дефолт. Понятно, почему большинство населения предпочитает хранить деньги в банке, трехлитровой, зарытой на огороде или спрятанной на антресолях.
– А еще зима на дворе, – говорила Равиля, – скользко. Даже те бабуськи, что летом сами на почту ходят, дома осели, боятся руки-ноги сломать.
Чувствуя, что вот-вот начнется мигрень, я терпеливо слушала Равилю. Вчера вечером, около восьми, Соня взяла большую сумму денег и пошла по домам. Конечно, не следовало ходить с такими деньжищами вечером по темным подъездам, но альтернативы у почтальонши не было. Пенсию нужно разнести в определенный день, если выплата запаздывает, разгневанные старики начинают трезвонить в отделение, а самые прыткие даже жалуются в мэрию. Обычно Соня, взяв деньги, ходит по домам до тех пор, пока не избавится от ассигнаций, но вчера, как на грех, у нее заболел ребенок. Поэтому она решила сделать днем перерыв и отправилась по оставшимся адресам только после того, как капризничавший сын заснул.
Почтальонша нарушила правила. Она не должна была приносить чужие пенсии домой, их следовало сдать на почту, а потом снова взять. Но противная заведующая ни за что бы не разрешила матери отлучиться к больному сыну.
– Поэтому Соня принесла деньги домой. Смерть настигла ее в родном подъезде. Какие-то подонки ударили почтальоншу по голове, забрали сумку и убежали. Дело было вечером, основная масса жильцов уже сидела по домам, тело нашли около десяти, когда негодяев давным-давно и след простыл.