Гарпия с пропеллером
Шрифт:
– Дегтярев!
– Ну что еще? – высунулся на лоджию недовольный полковник. – Только не говори, что тут еще кто-то лежит с простреленной головой!
Но я, не обращая внимания на его идиотскую шутку, ткнула пальцем вниз:
– Лена умерла!
– С чего это тебе пришло в голову? – изумился Александр Михайлович, глядя, как грузят в машину носилки.
– Так тело в мешок положили!
– Это не Лена.
– А кто? – подскочила я. – Больше никого в квартире не было!
– Дежурная из подъезда, – пояснил Дегтярев.
Я попятилась:
– Баба Клава?
– Да, лифтерша, – продолжал Александр Михайлович, –
Ноги мои подкосились, я рухнула на коробку, набитую ненужным шмотьем. Вот почему бабы Клавы не было на посту, когда я вошла в подъезд. Она вовсе не бегала в туалет, а лежала под столом мертвая.
В Ложкино я приехала в состоянии, близком к истерическому. Мало того что я узнала про «воскрешение» Олега, смерть бабы Клавы и ранение Ленки, так еще Дегтярев заставил меня чуть ли не сто раз повторить историю с конвертом и деньгами. Долларов в квартире не нашли, и мне стало понятно, что бедная Ленка – жертва грабителей, которые зашли в открытую квартиру.
Дома было тихо, Аркадий и Зайка, естественно, на работе, Машка возвращается около девяти вечера, а Аньку и Ваньку, моих внуков, няня повела на занятия. Близнецам только-только исполнилось два года, но Зайка нашла учебный центр «Грамотей», где таких крошечных детей обучают математике, рисованию, чтению и пению. Честно говоря, мне, педагогу с многолетним стажем, непонятно, каким образом можно объяснить малышам нотную грамоту и о каком чтении идет речь, если Ванька еще плохо говорит. Но спорить с Зайкой – дело бесполезное. Если Ольге что-то взбредет в голову, отговорить ее от этого шага не способен никто, а уж тем более я.
Чувствуя огромную усталость, я вошла в столовую в надежде хлебнуть кофейку в одиночестве и тут же узрела тщедушную фигуру Генри. Вот черт, совсем забыла, что к нам заявился Генка вместе с профессором-орнитологом. Ну почему вчера я не послушалась Зайку? В Москве и впрямь полно гостиниц, куда можно отвезти незваных гостей. Правда, номера в них невероятно дороги, но у нас-то есть деньги!
– Чудесная стоит погода на дворе, – приветливо улыбнулся Генри, – вроде еще зима, но все уже свидетельствует о приближении карнавала.
– Какого карнавала? – испугалась я.
Нам сейчас только не хватает толпы людей, одетых в костюмы пиратов, гномов и разбойников. Надеюсь, Генри не думает, что в его честь мы собираемся дать костюмированный бал!
– Извините, – мягко усмехнулся Малкович, – иногда я могу употребить не то слово. Мы, этнические русские, дома всегда говорим на родном языке, но, поскольку последним человеком, который посетил Москву, была моя бабушка, то, естественно, я иногда ошибаюсь. Карнавал – это такое веселое мероприятие, которое устраивают в России, провожая зиму. Одеваются в чудные наряды, жгут костры, поедают блины с икрой.
– Вы имеете в виду Масленицу, – сообразила я. – Но ряженые по улицам у нас не ходят.
– Да? – вежливо удивился Генри. – А вот бабушка утверждала наоборот. Рано утром слуги входят в спальню хозяев, без приглашения, в обычные дни они себе подобного, естественно, не позволяют, но в Масленицу можно. Девушки одеты в красные сарафаны…
– Простите, Генри, – не утерпела я, – а когда ваша бабушка последний раз посещала Россию?
– Она уехала из Москвы в тысяча девятьсот восемнадцатом году, – пояснил орнитолог, – убежала от Гражданской войны, голода и репрессий. Больше ей не довелось побывать в родимых краях, и бабушка очень тосковала, вспоминая, какая была интересная жизнь: балы, концерты.
– С того времени у нас много чего изменилось, – пробормотала я, – война была с сорок первого по сорок пятый. Потом социализм строили, затем вновь произошла революция… Вашей бабушке небось не очень бы понравилось в Москве в тридцать седьмом году. А вы сами зачем приехали?
Генри откашлялся:
– Я изучаю оранжевого гуся.
– Кого?
– Неужели вы никогда не слышали о нем? – изумился, в свою очередь, он.
– Нет.
– Позвольте, я объясню.
Я кивнула и откусила от яблочного пирога. Похоже, покоя не будет, так хоть узнаю, что это за гусь.
– Возле городка Юм, о, это маленькое местечко, тихое, провинциальное, – начал лекцию Генри, – есть уникальное место, озеро Так. Собственно говоря, оно представляет собой небольшое водяное пространство, ничем не примечательное, кроме одного. Озеро избрали для обитания гуси очень редкой породы…
Я слушала вполуха. Как все люди науки, Генри был излишне говорлив, его рассказ изобиловал ненужными деталями с заумными подробностями. Чтобы не утомлять вас, просто сообщу суть дела.
Гусей этих в природе осталось мало, и Генри с коллегами очень хотят сохранить популяцию. Беда в том, что глупая птица совершенно не понимает своего счастья и ведет себя просто по-идиотски. Вместо того чтобы спокойно плодиться на берегах живописного озера и трескать заботливо приносимую орнитологами еду, птицы устраивают перелеты. Осенью оранжевые гуси косяком тянутся в Африку. Зачем им мучиться и отправляться на Черный континент, когда можно преспокойно перезимовать в комфортных условиях возле городка Юм, я не поняла. Но факт в том, что гуси осенью улетают, а весной возвращаются. И с каждым годом птиц становилось все меньше и меньше. Когда их число достигло пятнадцати штук, ученые всполошились и решили исследовать путь миграции.
Америка – богатая страна, поэтому дело было поставлено с размахом. Закупили дорогостоящую аппаратуру, а на всех гусаков нацепили специальные ярко-оранжевые браслеты. Генри на экране компьютера мог увидеть, куда летит стая. Сначала все шло нормально. Особи достигли Египта и осели в одном из его районов. Малкович уточнил, что это берег Нила, и продолжал наблюдения. Весь осенний период гуси смирно паслись в Египте, но в декабре случилось непредвиденное. Четырнадцать гусей мирно сидели у реки, а вот пятнадцатый! С ним произошла натуральная чертовщина.
Во-первых, этот сумасшедший гусак отбился от своих собратьев, во-вторых, он улетел из Египта, но направился в сторону Европы. Страшно удивленный Генри просто обалдел, когда гусь прибыл в Париж. Там он, судя по информации, которую выдавал компьютер, свил гнездо в предместье, и, что самое странное, совсем не у воды. Затем гусак принялся сновать по Франции. Семь дней провел в Нормандии, пять – в Бретани, неделю в провинции Коньяк и благополучно вернулся в окрестности столицы, где задержался на некоторое время. Но если вы думаете, что гусь утихомирился, то ошибаетесь. Каждый божий день он летал над Парижем, причем над самым центром, успокаиваясь лишь к вечеру. Спать противный гусь всегда возвращался в предместье.