Гарпия
Шрифт:
– Значит, сила? – переспросил доцент. Он задавал этот вопрос десятки раз, надеялся, что однажды получит другой ответ, а не вечный крик про силу… И с грустью понимал: не сейчас. – Что ж, вы не оригинальны.
– А вы? – перекрыв гомон, спросил усатый студент. Усач был старше остальных. – Что скажете вы, мастер Матиас?
«Запомнил имя, – отметил Кручек. – Внимательный…»
– Усилие. Я скажу: усилие. Чем, по-вашему, отличается сила от усилия?
Воцарилось молчание.
– Не знаете? – доцент обождал еще минутку. – Хорошо. Попробую объяснить. Сила – самодостаточна. Она может валяться на диване, уставясь в потолок, ничегошеньки не делать, и все равно она вовеки пребудет – сила. Сила – хозяин, не работник. У силы нет причин совершенствовать мастерство. Достаточно приложить к объекту большее количество силы – и все задачи, какие сила обычно ставит перед собой, будут решены. Представьте, что вы получили в свое распоряжение огромный резерв силы. Зачем вам учиться?
– Ха! – мечтательно выдохнул Клод, фактически ответив.
Хохот аудитории вернул его на землю.
– Вот именно. Будь мана силой, все, пронизанное ею, утратило бы стимул к развитию. Лук силен. Натянув его, мы получаем представление: насколько силен наш лук. Но смысл лука – в выпускании стрелы. А смысл полета стрелы – в поражении цели. А наличие цели говорит о человеке, выбравшем эту цель. Сложная, взаимосвязанная цепочка, где сила – лишь одно из звеньев. Эту цепочку я называю усилием. Почему?
– Ага, почему? – без тени насмешки выдохнул Хулио.
– Усилие производит кто-то или что-то. Усилие направлено на некий объект. Усилие – способ решения. Усилие дубины, сокрушающей кости, и усилие острого кончика шпаги, пронзающей сердце. Да, первое – больше. Но второе – искусней. Итак, мана – это усилие. Она нуждается в накоплении, целеполагании и трансформации не меньше, чем будущий объект воздействия. Вы и ваша мана сливаетесь в едином, сложно организованном усилии. И все-таки…
– И все-таки сила солому ломит, – хмыкнул усач.
– Согласен. Ломит. Не для всех проявлений Высокой Науки необходим большой резерв маны. Ювелиру ни к чему кувалда. От этого ювелир не делается хуже молотобойца. Но ману копить необходимо, вы правы. Все здесь обладают достаточно развитым маноресурсом…
Кручек замолчал, сосредоточась на мана-фактуре студентов. Синий огонек, синий, светло-голубой, фиолетовый… ого! – апельсиновый, глянцевый, как зрелый плод…
– У вас, юноша, – он кивком указал на оробевшего Яцека, – потрясающий запас маны. Очень, очень высокий уровень. И качество – редкой чистоты мана, впервые вижу. Не обижайтесь, если мой вопрос покажется вам слишком личным… Врожденная способность, да?
– Да…
Яцек озирался по сторонам, словно ждал града насмешек. Видя лишь восхищение, да местами – зависть, мальчик чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я уже говорил… на собеседовании…
– Вы не должны этого стесняться. Но и гордиться тоже не должны. Слух у музыканта, точность руки у краснодеревщика, гибкость у цирковой акробатки – если это дано природой, а не развито годами труда… Алмаз в естественном виде некрасив. Красоту ему придает огранка, создавая условия для многократных внутренних отражений. Каким образом вы копите ману?
– Книжки читаю…
Яцек зарделся, как маков цвет. Соседи даже отодвинулись подальше: а ну как обожжет случайной искрой? Мальчику его способ накопления маны, отчасти сформированный усилиями бабушки в раннем детстве, всегда казался немужским, игрушечным, словно он пополнял запас, играя с куклами в дочки-матери.
– Нет, я честно… книжки…
– Замечательный способ, – Кручек сделал вид, что не заметил хихиканья в аудитории. – Вот здесь я и впрямь готов позавидовать. У каждого из вас, – он медленно поворачивал голову, изучая студентов, и волны утихали, наступал штиль, а редкие шалуны-барашки старались не слишком пениться, – успел сформироваться индивидуальный способ. Иначе вы не могли бы практиковать. В университете вы освоите общие принципы накопления маны, формулы концентрации и очистки, теорию обмена… Опробуете новые, несвойственные вам методы, изменяя каналы всасывания…
– Зачем? – пискнула Марыся. – Мы и так… уже…
– Однажды у вас будут свои ученики. Которые «не так» и «еще». Ваш способ вряд ли подойдет им. Если, конечно, вы не пользуетесь универсальными методиками – «Великой Безделицей», например, или пляской ноометров. Ваш учитель не поленился подобрать ключик к вам. Неужели вы откажетесь сделать то же самое по отношению к вашим будущим ученикам?
Вокруг зашушукались. Об учениках никто не задумывался. Призрак ответственности, скучных забот, опеки над желторотиками, а в итоге – старости, слонялся по аудитории, трогая студентов зябкими пальцами. Казалось, призрак колдует, отращивая первокурсникам длинные бороды, добавляя седины в кудри и бесов в ребра.
– В принципе, – продолжил Кручек, – любой человек расположен к Высокой Науке. Средний уровень маны не-чародея – 0,05 декасингеля по шкале Кирхмайера. Этого, при определенных навыках, достаточно для слабых воздействий и трансформаций. Повторяю: любой человек…
– Можно вопрос, мастер?
– В следующий раз, прежде чем спрашивать, поднимите руку. Но раз мы уже остановились… Я слушаю.
– А правда, что у хомобестий…
– У миксантропов. Здесь я хочу слышать этот термин. Запомнили?
– Да, мастер. Правда ли, что у миксантропов – нулевой уровень маны? – Хулио Остерляйнен ухмылялся во весь рот, сверкая золотом «упырьков» на резцах. – Как у шмагов? Я имею в виду: как у сломанных?
Матиас Кручек вздохнул. Он ждал чего-то подобного. Парень хочет взять реванш. Такие не угомонятся, пока не кинут во врага если не копьем, так хоть кучкой экскрементов. К счастью, гарпия осталась невозмутима, изваянием застыв на спинке скамьи.
– Мой сын родился сломанным, – внятно, без лишних эмоций произнес доцент, и наглец Хулио вдруг сдулся, как проколотый иглой пузырь. – Шмагом, как вы изволили выразиться. Нулевой, точнее, нейтральный уровень маны. Ложные, провокативные видения. Насмешки окружающих. И другие прелести жизни.
Память услужливо подсказала: приговор мага-артифекса, размышления – и склянка яда в руках. Зачем жить, если Яцек никогда… ни разу в жизни… Смешно, подумал Кручек. Сын – тезка мальчика-студента с невероятным резервом маны, данным от рождения. Я часто звал своего Яноша уменьшительно-ласкательным – Яцек. Судьба любит пошутить. А я готов посмеяться. За давностью лет яд выдохся, утратил силу – заноза в сердце, эхо застарелой тоски, и все.
Можно продолжать.
– Извините, мастер, – бормотал Хулио. – Я не знал… я не хотел…