Гарпия
Шрифт:
– Что не потерпите, если кто-то явится на занятия в халате!
Аудитория прыснула. Хулио шутовски раскланялся, довольный произведенным эффектом.
– Остроумно, молодой человек, – в голосе куратора плавал лед, грозя затереть дерзкого пловца и утащить на дно. – В труппе комедиантов вы имели бы большой успех. Чему вы намерены учиться в этих стенах?
– Высокой Науке!
– В таком случае, – Горгулья наклонилась вперед, и наглец вдруг ощутил незримые клещи у себя во рту, на корне языка, – запомните: на лекциях вы говорите в одном-единственном случае. Если вас спросит преподаватель. Все остальное время вы молчите. Вы – безъязыкий болванчик.
Клещи раскалились. Терпеть было еще можно, но трудно.
– Вы – тварь бессловесная. Вы – сосуд для знаний. Сосуд можно наполнить. Но можно и разбить.
Клещи сжались – и отпустили.
– Вы поняли меня?
– Д-да, – пролепетал белый, как алебастр, Хулио. – Я…
– Садитесь. Смотрите на потолок, не отводя взгляда, в течение минуты. Потом разрешаю опустить голову.
Горгулья мазнула пальцем по аспидной доске, проверяя ее чистоту, и вновь повернулась к аудитории. Ряды скамей из малабрийского бука, потемневшего от времени, амфитеатром уходили вверх, к стрельчатым окнам. Крайнее окно было открыто настежь ввиду хорошей погоды. Куратор ждала. Никто не пытался нарушить тишину. Хулио таращился на потолок. Аж вспотел от усердия.
– Правило третье: вы уважаете здешние традиции.
«Без вариантов…» – шепнуло эхо.
– Занятия, даже пропущенные по веской причине, вы должны будете отработать. Правило четвертое: неуместные шутки с использованием магии караются без пощады. Трижды подумайте, прежде чем сдавать зачет посредством жульнических чар. Только честные знания и навыки позволят вам успешно сдать сессию.
Изящным щелчком куратор смахнула невидимую пылинку с рукава платья. Казалось, Исидора Горгауз к чему-то прислушивается. Она напоминала охотника, почуявшего приближение добычи.
– Правило пятое: здесь не опаздывают…
Порыв ветра метнулся по аудитории, взъерошив волосы первокурсников, сидевших ближе к раскрытому окну. Парусом хлопнули крылья. Звякнули, будто изумившись, стекла.
Несмотря на страх перед Горгульей, обернулись все.
– Я опоздала, – сказала гарпия. Подоконник скрежетнул под ее когтями, но устоял. – Прошу прощения. Больше это не повторится.
После визита к Биннори она два дня отсыпалась.
Естественная реакция на психоном, зараженный паразитом-доминантом – здоровый сон. Из дома Келена не вылетала, просыпаясь лишь для того, чтобы слегка подзакусить. Казна не подвела: с курьером на квартиру доставили оговоренное месячное содержание. Бабушке Марго была выделена часть с внятным указанием: плюшки – хорошо, а еще лучше – мясо, и побольше! Наевшись до отвала жареной телятиной или курицей, тушеной с горой мелко рубленого лука, гарпия возвращалась в снятую комнатку, вспрыгивала на дощатый стол, втягивала шею в плечи и опять задремывала.
Подобное лечат подобным.
Мигрируя в снах по здоровым психономам, с которыми познакомилась в течение жизни, захватив их в свою сферу доступности, Келена отдыхала душой и телом. Так, устав от рутины, уходят в кругосветное путешествие. Моря-океаны, острова-материки, болота и вулканы, обитатели новых земель – мудрые и наивные, безобидные и опасные, над кем несся крылатый ветер…
Вертексиды, Дети Ветра – так звали гарпий на старореттийском.
Ее не слишком беспокоили. Сон гарпий чуток, а возвращение мгновенно. Стучалась бабушка Марго, звала ужинать. Герда практически не бывала дома, убегая рано и возвращаясь поздно. За полночь, когда бабушка тихо храпела у себя в каморке, девочка скреблась в дверь к Келене. Час-другой она терзала новую постоялицу вопросами. Гарпия не препятствовала: ей удавалось отлично выспаться за день, и часть ночи можно было уделить маленькой цветочнице.
Второй внук, Кристиан, к ней не заходил. При встречах за столом паренек удерживал голову чуть ли не руками – лишь бы не пялиться на грудь и лицо соседки. Герда прыскала в кулачок; Кристиан, в остальных случаях наглый и острый на язык, смущался. Складывалось впечатление, что он не замечает птичьей части тела гарпии. Словно подглядывал в женскую баню, задыхаясь от смутного томления – не видя клубов пара, ржавчины на шайках, вульгарности поз, руки в интимных уголках, не ласкающей, но смывающей грязь…
Первая любовь слепа и глупа, как новорожденный звереныш.
В день начала занятий, позавтракав, Келена выбралась на балкон. Минут десять сидела на перилах, глядя в небо. Солнце раскрашивало облака в телесно-розовый колер. Внизу шуршали колеса тележки зеленщика, звучал дробный топот детских ног. Тщедушный песик облаивал галок, с опаской косясь на гарпию: а вдруг вступится?
– Мася! – рявкнул на углу брюхан-лавочник, открывая заведение. – Мася, душа моя, чтоб ты сдохла! Где мой безмен?
Мася отозвалась, и лавочник еще долго пыхтел, переваривая вежливость супруги и почесывая то место, куда он, по мнению Маси, вчера с пьяных глаз засунул безмен.
Время она рассчитала точно. Где расположен Универмаг, выяснила заранее; аудиторию для нее узнал Кристиан. Парнишка рад был оказать гарпии любую услугу. Прикажи Келена обокрасть сокровищницу Гранд-Люпена, Кристиан не колебался бы ни минуты. Залез бы, и в лапах охраны молчал, и под пыткой ни словом не выдал бы истинную вдохновительницу. А номер аудитории разузнать – это, знаете ли, тьфу, плюнуть и растереть.
– Там окно раскрыто, – сказал он, потупясь. Взгляд будто силой тянуло к вожделенному декольте. – На пятом этаже, в главном корпусе. С утра жарко, закрывать не станут. Тебе… вам… ну, это – если с крыльями, то лестница ни к чему. Я так думаю.
– Верно думаешь, – кивнула гарпия. – Молодец.
И парнишка удрал, счастливый.
Келена уже собиралась взлететь, когда ее окликнули. Под балконом торчал конопатый птенчик в форме стражника. Мундир и прочую одежонку рачительный каптенармус выдал птенчику «на вырост». Все висело мешком и топорщилось. С тупой гвизармой в руке, конопатый был похож на слугу великана-людоеда, который несет хозяину столовый нож и опасается, что угодит прямиком в тарелку.