Гарпия
Шрифт:
Бес его знает, как можно так неудачно поскользнуться на ровном месте?
– Концерт окончен, – сказал капитан Штернблад, обнимая Томаса Биннори за плечи. Маленький, тщедушный, капитан был мил и приветлив, словно развлекал дам в салоне маркизы Тюрдели, а не стоял посреди самой бросовой дыры в порту. – Почтенную публику просят не беспокоиться. Если мало, я могу станцевать.
В дверях зарычал псоглавец Доминго.
Так он смеялся.
Liber III Пришел я с арфой к гарпии…
Caput IX
…Пришел я с арфой к гарпии,
И вот мы с ней поём,
Сидим, обнявшись, поутру,
Она бренчит, а я ору,
Нам хорошо вдвоём…
В доме знаменитого барда Кручек раньше не бывал. Он вообще плохо знал эту часть Реттии. Келена улетела вперед, лейб-гвардеец умчался следом, как ошпаренный. Провожатых у доцента не осталось. Можно было, конечно, нанять экипаж, но задним умом мы все крепки. Когда эта блестящая идея пришла великому теоретику в голову, он уже углубился в лабиринт кривых улочек.
Здесь извозчиков не попадалось.
Следовало поторопиться. Еще, чего доброго, гарпия начнет без него. Пропустить второй сеанс лечения Кручек не желал. Но спрашивать дорогу у прохожих, как распоследний провинциал, стеснялся. Углядев на ближайшем доме табличку из жести, крашеной белилами – «3-я Забубённая», ишь ты! – он прочел ориентальное заклинание, завершил его ловким пассом и выдернул из воздуха свиток пергамента с картой столицы.
Ага, вот мы где… А вот куда нам надо. Прочертив ногтем маршрут от 3-ей Забубённой до Веселого Тупика, он с уверенностью двинулся дальше, вернув свиток в казенный скрипторий. Теперь к дому барда по мостовой вел эфирный след – лазурный шнурок.
Два не вполне трезвых сударя, направившись было к Кручеку, узрели явление свитка и почли за благо свернуть в подворотню. В итоге намерения пьяниц остались тайной, в том числе и для них самих. Чего хотели? Помочь ближнему, облегчив его карманы? Пригласить на дегустацию чудо-шмурдеца, выгнанного сегодня Папашей Брехтом? Спеть хором «Мы беспечны, как волны в речке…»?
Вечный Странник, один ты всеведущ…
Сумерки заливали город густыми чернилами. В небо швырнули горсть алмазных песчинок. Звезды дали сигнал фонарщикам: пора приниматься за работу. Ибо, как писал Ян ван дер Хайд, инспектор городского освещения, в докладе на высочайшее имя:
«При благословенном свете фонарей горожане реже падают в канавы, преступники спешат укрыться в тень, и с пожарами легче бороться, ибо видно, что тушить в первую очередь…»
Один из таких поздних трудяг шествовал впереди Кручека: шляпа-цилиндр с высоченной тульей, длиннополый лапсердак, стремянка на плече и запальник в руке. Остановившись у столба, фонарщик раскладывал стремянку, накидывал крючок – чтобы лестница не разъехалась – и с неторопливостью, рожденной опытом, взбирался наверх, к фонарю. Открыв стеклянное оконце, он заливал в лампаду порцию конопляного масла, зажигал фитиль, тихо улыбался, радуясь живому огоньку, и спускался вниз.
Фонарщик попался длинноногий. Шагал он с размеренностью ожившего циркуля. Кручек раз за разом обгонял его, прижимаясь к стене, пока фонарщик трудился над лампадой – еще зальет сюртук своим вонючим маслом! Но, спустившись со стремянки, тот вновь оказывался впереди, словно задался целью осветить чужаку всю его дорогу.
Когда Кручек всерьез начал опасаться, что фонарщик – мистический доппельгангер, и теперь будет рядом до смертного часа, циркуль в цилиндре зажег последний фонарь – в Веселом Тупике, напротив дома Томаса Биннори.
– Удачной ночи, сударь! – фонарщик отвесил поклон и сгинул.
Неподалеку раздавались крики: похоже, кто-то дебоширил. Поморщившись (он терпеть не мог скандалов), Кручек поднялся по ступенькам и постучал в дверь молотком. Ответа не последовало. Дебошир на миг угомонился, но вскоре снова разразился воплями. Доцент постучал сильнее. Может, беглеца еще не нашли?
Шагов он не расслышал. Просто дверь вдруг открылась, и доцент зажмурился от света высоко поднятого канделябра.
– Кто вы, сударь?
Голос сорвался, слуга зашелся кашлем. Канделябр плясал в руке, швыряясь рваными клочьями теней.
– Приват-демонолог Матиас Кручек. Это дом Томаса Биннори?
– Да. Но мэтр Томас не принимает! Он… он нездоров…
– Я знаю. Скажите, Келена Строфада уже здесь?
– Кто?
– Гарпия. Она не возражала против моего присутствия, – доцент солгал; верней, выдал желаемое за действительное. Они с гарпией не обсуждали этот вопрос. – Келена – моя студентка. Она полетела вперед…
– Да-да, гарпия здесь! – слуга зачастил скороговоркой, брызжа слюной. – Мэтр нуждается в срочной помощи! Идемте, идемте быстрей!
Он бегом устремился обратно в дом. Кручек двинулся следом, едва поспевая. Миновав узкий коридор, они оказались во внутреннем дворике. Здесь было заметно светлее – у крошечного цветника горели два шандала-восьмисвечника на высоких ножках. Возле левого шандала стоял капитан лейб-стражи Рудольф Штернблад, возле правого – долговязый псоглавец, затянутый в черную кожу с металлическими бляшками.
Бляхи поблескивали, отражая пламя свечей.
Капитан с псоглавцем оберегали шандалы от буянившего во дворе сударя – чтоб не снес ненароком! – но самого буяна не трогали. Приглядевшись, Кручек с изумлением узнал в дебошире хозяина дома.
Так вот чьи вопли он слышал!
Сейчас Биннори не кричал. Он танцевал с сосредоточенностью идиота, кружился по двору, выкидывая умопомрачительные коленца, и был целиком поглощен этим важным делом. Время от времени мэтр Томас бросался вперед, словно пытаясь достать кого-то шпагой. Затем он разражался зловещим, крайне неестественным хохотом, и возвращался к танцу. Один раз поэт дернулся, как от пропущенного удара, и выдал неразборчивое проклятие.