Гарпия

Олди Генри Лайон

Две силы сцепились в небе. Гарпия беспечно парила над двором, не замечая, не зная, не подозревая. «Садись! – хотел заорать Кручек. – Спускайся, дура!»

Но гарпия не услышала бы его.

Исидора наклонилась вперед, едва не выпав из окна. По уму, Горгулье стоило бы прекратить преступные действия и оставить аудиторию. Два свидетеля – это серьезно. Пусть Марыся – юная первокурсница, но слово ученицы заклинателя ветров прозвучит весомо. А если его подкрепит свидетельство Матиаса Кручека…

Мы в состоянии засадить Исидору в «Очарование», сообразил доцент. Проклятье, неужели она сама не понимает, как близка к тюрьме? Или к гибельному интересу блокаторов Надзора Семерых? – злоупотребление магией в чистом виде! Она сошла с ума со своей ненавистью…

Хрустнув, сломалась ветка в руках девушки. Редкие листья рассыпались у ног – багряные пятерни, ладошки в запекшейся крови. Забыв обо всем, Марыся схватилась за горло – петля-удавка остановила чтение заклятий. Девушка медленно опустилась на колени. Если ветрами она еще могла управлять вопреки воле Горгульи…

Противостояние с бранным магом было выше ее сил.

И когда буря, сорвавшись с цепи, ринулась на город – Матиас Кручек плюнул на солидность, вспомнил молодость и взлетел комодом, запущенным из катапульты, целясь в окно с профессором Горгауз.

* * *

Он едва не вынес оконную раму.

От возбуждения Кручек перенасытил маной вектор Люфта-Гонзалеса – скорость подъема эхом отдалась в пояснице. Завтра не разогнемся. В наши-то годы… Он зацепился за щеколду, порвал сюртук; больно ударился коленями о подоконник. Со стороны могло показаться, что доцент спасается от разгула стихий. За его спиной на город упала стена ливня. Ветры сошли с ума: от их объятий стонали деревья. Гудела черепица крыш. Гремели жестяные вывески, срываясь с кронштейнов.

Падая на землю, вывески ползли, торопились, скрежетали по брусчатке – словно раненые солдаты, они мечтали выбраться из свалки.

Мокрые листья с размаху – горстями! – влипали в стены. В канавах начался потоп. В порту капитаны молились за свои суда. Добрые горожане, спрятавшись по домам, прислушивались: когда стихнет? На открытом рынке плясали и рвались в клочья, воображая себя парусами, тенты.

Где-то вылетали стекла: треск, звон, проклятия жильцов.

Но буйство природы пасовало перед лицом Горгульи. Профессор дикой кошкой отпрыгнула назад, спасаясь от летучего доцента. Мантилья вспыхнула над ее плечами – уже не крылья, еще не огонь. Черты исказила гримаса ярости.

Хищница стояла над добычей, скаля клыки.

– Вы опоздали, мастер! Раньше надо было… у вас вся спина… х-ха-а!.. – от сиплого хохота, похожего на кашель чахоточного, вздрогнули стены. – Вся спина мокрая!.. поздно…

Чистая правда: сюртук со спины промок насквозь. Дождь насытил влагой каждую ниточку. Простужусь, невпопад подумал Кручек. Наверняка простужусь. Если смотреть со стороны – а лучше, с задних рядов галерки – это выглядело потешно. Любовная сцена, акт II. Пожилой ловелас стоит на коленях, для пафосу взгромоздившись на подоконник, а объект страсти бьется в истерике:

«Поздно!..»

Позади на тысячу голосов расхохоталась буря. Прижавшись к кафедре, наклонясь вперед, как для прыжка, Горгулья напоминала демона. И Матиас Кручек совершил абсолютно бессмысленный и единственно верный поступок – то, что отлично (а главное, быстро!) умел делать, как приват-демонолог.

Беря кафедру в кольцо, вспыхнули нимбус-факелы. Стеклистый дымок наполнил аудиторию. Скамьи, столы, портреты на стенах – зеленоватая линза все превратила в дно пруда. Толща очарованной воды искажала очертания предметов. Клубок-пентаклер мышью кинулся по полу: скорей!.. «Сталь-кружево» заключило профессора Горгауз в сверкающую звезду. Из кончиков лучей восстал частокол – «Trias Septem-Lumen», ограда для обуздания демонов рангом не ниже Праздного Дракона.

Слепящая лазурь свилась в жгуты, формируя «Страстную Клеть».

– Вы идиот, Кручек!

Взбешенная Горгулья с нарочитой медлительностью покинула ловушку. Она забыла про гарпию, про все на свете, кроме одного – безумец-доцент пытался обуздать ее, профессора Горгауз, как заурядного демона! Великий теоретик не знает, что западня, уготовленная инферналу, безвредна для человека?..

«Меня, профессора Горгауз…»

Исидора оглянулась. Гасли нимбус-факелы. Рассеивался зеленый дым. Расточались жгуты «клети». Тускнела звезда. Становилось дырчатым и осыпалось на пол «сталь-кружево». Рушился частокол.

«…как демона…»

Она поняла. Гримаса ярости сменилась ужасом. Бранный маг, укротительница джиннов, гроза студентов – ничего не боялась внучка Джошуа Горгауза, королевского маршала на Строфадах. Вот и сейчас не страх ответственности взорвал ее рассудок. Я – демон? Овал Небес, мастер Матиас, вы это хотели сказать? – мастер, вы же правы…

Он остался на месте, когда Исидора бросилась к окну. Лишь неуклюже завалился набок, прислонясь к откосу. Направление ветра изменилось. Дождь больше не хлестал ему в спину. Вечный Странник, как я устал, вздохнул Кручек. Я хочу домой. Кубок глинтвейна, шерстяной плед. Спать… ненавижу приключения… хорошо, что у меня сегодня нет лекций…

– Смотрите!

Он честно посмотрел через плечо, ощутив, как хрустнуло в злополучной спине. Не увидел под кленом Марыси и обрадовался. Девушка успела прийти в себя и сбежала в здание. Надо переговорить с ней наедине. Убедить молчать. История не из тех, которым следует приделать ноги. Хайме превратит всех в чучела, если дело выйдет за стены университета…

– Не туда! Вверх!.. я не знала…

Он поворачивался целую вечность. Ерзал коленями, упирался руками, чтоб и профессора Горгауз не задеть, и с подоконника не сверзиться. Хорошо, если на пол. А если во двор, с третьего этажа? Хватит, налетались…

– …я не знала…

Буря утихала. Но карусель ветров еще вертелась над городом, и ливень отплясывал финальные коленца. В небе, будто в кипящем котле, кружила гарпия. Целая и невредимая, Келена виделась доценту частью бури. Естественный фрагмент мозаики; не жертва покушения, но именинница, получившая внезапный подарок.

Вертексида – Дитя Ветра.

Он где-то читал, что гарпии способны зачать от ветров, рождая крылатых коней. Сказки, конечно. Но Кручек был готов поверить сказкам. С его зрением различить черную запятую в поэме бури – невозможно. Но он видел гарпию ясней, чем при чудесной погоде.