Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
Шрифт:
— Не могу поверить, — хмыкнул Гарри. — Ты хочешь получить приз? Это на тебя не похоже.
— Нет, это Джастин расщедрился. Вот тут внизу — мой скромный букетик, а здесь — его. Он сказал, что потом наберет еще для профессора Снейпа, а эту кучу отдал мне. Ума не приложу, что делать с таким количеством цветов… Ах, кстати, о награде… Это зависит от того, что считать призом, — отпарировала Сьюзен, делано равнодушно пожав плечами. Палевое платье колыхнулось. — Вот ты бы что хотел получить?
— Ты спрашиваешь, что я хотел бы получить? — переспросил Гарри, глядя на то, как ткань желтой накидки на груди колышется от теплого дыхания Сьюзен. Он подошел ближе. Весна вдруг сгустилась вокруг него ароматным зеленовато-белым туманом, в котором сияли проблески золотистых звездочек, окружающие безмятежные ласковые глаза Сьюзен. Когда Гарри придвинулся еще ближе, в ее глазах сверкнул отблеск тихого счастья. — Я хотел бы… хотел бы…
Букеты полетели в траву. Весна оказалась совсем рядом, окутала их обоих пряными запахами цветов, пульсировала вокруг, заставляя губы Сью порхать по его лицу, а его — бешено втягивать ее в себя всю целиком. Она была такая теплая, мягкая, ее хотелось прижать к себе так крепко, чтобы это никогда не кончилось, чтобы весенний сон продолжался и продолжался, чтобы ее веки вечно так робко подрагивали под его настойчивыми поцелуями, чтобы он все время мог чувствовать сладость ее бархатистых губ, чтобы тонкая белая кожа всегда так завораживающе пахла, когда он жадно впивался в дрожащую на ее шее жилку, спускаясь все ниже к вырезу платья, чтобы шорох шелковой накидки, тихо опадающей вниз, так же заставлял его пальцы с еще по-детски обкусанными ногтями быстро перебирать ее волосы, спускающиеся на плечи… И дальше — вниз, по ее теплой груди, своей неуклюжей и нетерпеливой рукой, дрожащей от нежности, а потом снова — вверх, пальцами ловить ее тихие вздохи и…
— Где Гарри? Эй, Гарри, мы уходим! — силуэты, мелькнувшие за деревьями, помахали Гарри и удалились куда-то влево. Гарри вздрогнул.
Первое, что он увидел, когда нехотя отстранился, был нервно вздымающийся вырез платья, неровное дыхание и выше — покрасневшая от стыда и смущения шейка, тонкая и хрупкая, порозовевшие щеки и — отчаянно влюбленные глаза.
А вторым — ехидно скривившаяся морда уважаемого профессора Зельеделия. Снейп стоял за деревьями и совершенно спокойно наблюдал за тем, что происходит на поляне, полной тяжелого сладкого запаха асфоделей и первой настоящей любви.
Гарри Поттер и лесные тениРеклама
купить
Глава 30. Эксцентричные Эльфы против Драчливых Драконов.
Матч должен был состояться в конце апреля. Гарри думал только о нем и с огромным трудом заставлял себя не отвлекаться на остальное. Остальным были всегдашние проблемы: возвращение, Рон, Гермиона. Малфой. Матильда не была проблемой — она была зудящей занозой. Роберт Эверетт тоже не был проблемой. Он был тайной, которую Гарри уже почти отчаялся разгадать. И еще проблемой было возвращение Салазара Слизерина. Многие друзья Гарри даже забыли о нем и думать, нередко Гарри слышал от них заявления, типа, «ну, вот он и ушел, слава Мерлину, без него куда спокойнее», и никак не мог согласиться с ними. Он знал, что Салазар вернется, не так он был прост, чтобы сдать крепость без боя, имея в руках все козыри. Тем более что, по слухам, ему чертовски везло в игре, доказательством чего служил Хогвартс.
Сьюзен не была остальным. Она была мучением, горящим в Гарри постоянно. После тех незабываемых поцелуев на поляне, полной цветов, Гарри словно бы ежесекундно ощущал ее присутствие и мучился, если ее на самом деле не оказывалось рядом. об их романе знали уже практически все (да и можно ли было им обоим скрыть отчаянно пылающие щеки после того, как Снейп отыскал их на поляне и ехидно прокомментировал увиденную им сцену посреди большого количества собеседников по дороге обратно). Но Гарри было напевать на то, что профессор все еще продолжал в его присутствии проявлять свою безразмерную язвительность. в конце концов под потолком подземелий уже были развешаны почти две сотни сушащихся букетов асфоделей с надписями «Клара Ярнли», «Невилл Лонгботтом», «Теофилус Квинтус» и т.д., и его больше нельзя было пристроить к работе лишь потому, что он, видите ли, целовался у всех на глазах. Некоторые девушки какое-то время смотрели на Гарри оскорбленно, точно он их чем-то обидел, что очень раздражало Гарри. Ему жутко осточертело то, что многие до сих пор видят в нем знаменитость с исковерканной судьбой, звезду, которую можно и восторженно обожать, и стремиться приголубить, поворковав над несчастным сиротинушкой. Гарри бесился. по его мнению, многие из этих девиц уже давно должны были понять, что он — не локхартообразная звезда, но это ничего не меняло, на него все так же, вздыхаючи, поглядывали отдельные экземпляры женского пола. Сьюзен удостаивалась с их стороны исключительно шипения сквозь зубы, презрительного сравнения с дохлой рыбой и угроз превратить в оную рыбу ее самое. Они с Гарри виделись почти каждый час, но ему этого было ужасающе мало. И когда приходилось утром брести на очередное духовыбивательное занятие или лететь на болота тренироваться перед матчем, Гарри мучился от того, что им приходится расставаться еще на какое-то время, вел себя крайне агрессивно на уроках по средневековому рукоприкладству и раздражался, видя на тренировках толпы местных колдунов и ведьм, приходящих подивиться на новую, доселе незнакомую игру. Но когда они со Сьюзен встречались, было только хуже. Запах ее кожи кружил ему голову, он чувствовал себя диким зверем, ему хотелось зарываться в ее волосы, прижимать к себе так крепко, чтобы слышать, как где-то близко-близко испуганно и счастливо стучит ее маленькое горячее сердце, но они — черт возьми! — почти никогда не бывали одни, постоянно кто-то крутился рядом, что-то писал, читал или с кем-то говорил. Гарри начал почти понимать Рона, который, несомненно, судя по его мучительно жадным взглядам, чувствовал себя так же по отношению к Матильде. Но Рон не хотел мириться, и Гарри это только бесило. Что ж, если этот дурак и дальше не хочет замечать очевидное — то, что Матильда не просто так остановила на нем свой выбор, — то это его вина. Гарри не знал даже, придет ли Рон на матч между их командой и командой Малфоя, но это занимало его мысли только до тех пор, пока они вновь не возвращались к Сью.
Накануне соревнования (Первый в истории матч по квиддичу!!!) Годрик с работниками и старшими учениками что-то долго мастерил на заднем дворе, ухитрившись втянуть в это дело даже профессора Снейпа и сэра Кэдогена. Это оказалось кособоким предком трибун для зрителей с наколдованными подушками. Трибуны шлифовал мастер Мастерс, поэтому они все были сплошь в занозах, а подушки поминутно норовили превратиться в кошек и вцепиться вам в… одно из самых чувствительных мест. Подушками занимался Алистер, поэтому он долго прятал глаза от леди Эдит, неосмотрительно решившей по его приглашению проверить мягкость одной из подушек. Леди Эдит долго успокаивали и чинили ей платье, а Алистеру Ровена велела перечитать полтора десятка свитков по Преобразованиям (древний вид Трансфигурации). Гарри знал, что с той самой подушкой перед демонстрацией пошалили братья и сестра Эгберты, но не выдал их. Рыжая парочка Эдмунд и Эдвин жутко нервничала накануне матча и выплескивала свое волнение в самых неожиданных выходках. Эдмунд превратил нос Невилла в мухомор, заподозрив, что он как-то не так смотрит на Джинни, а Эдвин проэксперименторовал с Запирающим заклятием на дверях аудиториума профессора Эвергрин, после чего всем пришлось попадать в класс исключительно на метлах через соседнее окно, а Эдвину было предложено починить замок без помощи волшебной палочки. к его чести, к концу занятия он почти справился, и остаток двери уже можно было легко выдавить плечом. Колин Криви на занятиях по Алхимии наступил на ногу профессору Снейпу и даже не извинился, за что и был обозван «малолетним преступником» и еще десятком таких же выразительных слов. Да и сам Гарри так переживал, что не мог сосредоточиться, и его попытки прочесть во время ужина мысли сидящего прямо напротив него Тео потерпели крах. Впрочем, Гарри поспешил объяснить свой провал тем, что Тео думал на родном кентском диалекте, а на ужин была подана неудобоваримая смесь вареных овощей и пригорелых куропаток. Дядюшка Лоуф, замковый повар, был страстным болельщиком и фанатом «Эксцентричных Эльфов», поэтому он тоже очень переживал перед матчем, что и сказалось на качестве подаваемой трапезы.
Гарри сосредоточился еще раз. Ничего. Черт. Черт!
— Не нервничай, Гарри! — ободряюще шепнул Невилл.
— Я не нервничаю… ох, — пробормотал Гарри, пытаясь разобраться с исключительно вредной бараньей ногой, которую нужно было есть без ножа и вилки. Поковырявшись немного, он бросил это пустое занятие. Все равно ничего не выйдет. не влезет в него сегодня ничего. Он кинул ногу обратно на расписное глиняное блюдо и закрыл лицо руками.
Жуткая ответственность, ничего не скажешь. Здорово будет, если он продует первый в истории матч по квиддичу. Интересно, за кого будет болеть Годрик? М-да…
— Хорошей погоды! — пожелала ему Джинни. Совет был актуален. с утра небо немного хмурилось, и иногда срывались редкие капельки холодного апрельского дождя.
Джинни сидела совсем рядом с Гарри и меланхолично смотрела на то, как Эдмунд Эгберт старательно превращает чернильницу на поясе Тео в лягушку. Видимо, это ее не слишком радовало, поэтому, удрученный таким равнодушием Эдмунд не мог сосредоточиться — его лягушка все еще дрыгала маленькими деревянными лапками и отчаянно плевалась чернилами. Теофилус, будущий великий историк магического мира, не обращал на это никакого внимания, а братья Эгберты наслаждались последними минутками покоя перед матчем.
— Гарри, мы обязательно выиграем! — уверенно сказал Тео. — Если сомневаешься, спроси малыша Китто или леди баронессу, пусть предскажут, что сегодня случится.
— Она правды не скажет, — презрительно фыркнул Алистер. Он ужасно волновался за друзей, хотя и был разочарован тем, что его не взяли в команду.
— Не надо трогать бедняжку Китто, — покачала головой Эльвира, с захватывающим интересом наблюдающая за перевоплощениями чернильницы. — Леди Лаванда сказала, что он сегодня плохо спал. Кричал и вертелся.
— Неужели опять страшные сны? — озабоченно спросила Гермиона. — Думаю, он просто болезненный ребенок. Ему нужно лучше питаться.
— Нет! Я уверена, это был прорицательский транс! — воскликнула Эльвира, простодушно убежденная в том, что все разделяют ее уважение к этому виду колдовского таланта. Она ошиблась. Гермиона презрительно фыркнула и с головой ушла в проблему одушевленности саксонских существительных. Квиддич ее уже мало интересовал, хотя она, как и все остальные, собиралась пойти посмотреть на то, как все будут играть.