Гарри Поттер и Обитель Бессмертия

akchiskosan

В общем, когда за Гарри прибыл обещанный министром эскорт, юноша почувствовал даже неловкость от того, что перспектива посетить могилы так его прельщает. Он надеялся, что пребывание вне школы поможет ему встряхнуться.

Переживания оказались совсем не такими, как он думал. С самого начала он ловил себя на неожиданных, непонятных чувствах. Гарри приходилось сталкиваться со смертью, но на кладбище она оказалась совершенно другой. Нет, до того Гарри посещал кладбище дважды, оба раза находился в состоянии смертельной опасности и ни разу не имел возможности спокойно все рассмотреть. Теперь его восприятие, обостренное недавней встряской, особенно жадно вбирало впечатления.

С первых минут пребывания на небольшом, по преимуществу колдовском кладбище в нескольких милях от лощины Годрика, где были похоронены многие поколения Поттеров, Гарри потрясло настолько сильное отторжение, что разобраться в нем юноша сумел лишь позднее. Делиться с друзьями сразу он не решился. Гермиона с цветами из теплицы держалась отчуждено, Рона то и дело охватывал суеверный трепет, сотрудники Министерства, их сопровождающие, вели себя чрезвычайно тактично.

Фамильный склеп Поттеров был очень красив. Это было небольшое строение, с фасада подобное миниатюрному замку или, пожалуй, фигуре ладьи. По обе стороны короткой дорожки росли кусты сирени.

Внутри он зато замерз. Гарри рассматривал многочисленные урны и читал имена, поначалу с интересом, но в итоге у него зарябило в глазах. Тогда он поспешил выйти на воздух, так и не проникнувшись никакими особенными чувствами; ему было неприятно думать, что равнодушие Снейпа с оттенком антипатии повлияло на его собственное отношение к семье отца.

Там же располагалась настоящая могила Дамблдора, и после того, как Рон успел это выяснить, Гарри не мог не посетить и ее тоже. Его потрясло, что надгробие, судя по всему, было точно таким же, как то, ненастоящее, в «Хогвартсе». Они постояли немного в странном оцепенение, Гарри возложил два нарцисса, после чего кивнул аврорам, давая понять, что можно следовать дальше.

Родители Гарри нашли последний приют на одном из больших кладбищ возле большого города. Шагая по дороге, Гарри мог видеть ряды могил, очень разных, иногда сворачивал и читал имена и постепенно сумел разобраться, что же его смущает. Нечто противоестественное в своей сущности крылось в замеченном им отличии. В некоторых местах памятники, ограды и все остальное поражало броскостью, даже помпезностью, и чрезмерной ухоженностью. Но попадались могилы и совсем заброшенные, заросшие, с подрезанной кое-как травой и покосившимися скамьями. «Разве смерть приемлет выпендреж или убожество? Неужели все это на самом деле нужно? — вопрошал Гарри, внутренне содрогаясь. — Разве что для памяти? Лучше бы люди хорошо относились к своим родственникам при жизни».

У Джеймса и Лили Поттеров не было надгробья, только две мраморные таблички с именами.

— Мы не могли привлечь внимания к этому месту, опасаясь вандализма, сэр, — произнес чиновник с оттенком сожаления.

Гарри очень старался что-нибудь почувствовать. Но это место не имело ничего общего с его родителями, счастливые лица которых он столько раз с любовью изучал в альбоме.

— Все в порядке, — произнес Гарри. — Я сам должен этим заняться.

Последним в списке было кладбище в местечке Спиннерс-Энд, где Гарри еще издали распознал интересующую его могилу. В отличие от бесчисленных других, она выглядела очень прилично. Гарри вспомнил слова тети Петунии, что всем распоряжался профессор Снейп. С надгробий на парня смотрели фотографии, довольно удачные. Гарри долго разглядывал их и решил, что его родителям надо подобрать такие же. Элвис Эванс был рыжеватым, худощавым и бородатым человеком с задорным блеском в глазах. Джиллиан Томпсон-Гейл выглядела жизнерадостнее, но вместе с тем и солиднее. И, если деда Гарри вспомнил сразу (каким-то образом тот оказался у него за спиной в зеркале Сокровения), то ее Гарри увидел впервые. Его бабушка при жизни обладала волевым лицом и проницательными зелеными глазами, выражение которых делали их непохожими на Гаррины. Но, пожалуй, Лили Поттер походила на мать очень сильно.

— Видно, что они были оптимистами, — заметил Рон.

Гарри ничего не ответил, продолжая изучать портреты. Да, Рон был прав, фотографии изображали людей средних лет, которые светились внутренним стержнем. Обе их дочери были изящнее, утонченнее, но, несомненно, не обладали в такой мере прямотой и жизнелюбием, притягивающих к ним людей. Петунии нужна была респектабельность, а Лили — героизм, какой-то смысл жизни, без чего их родители прекрасно обходились. Приходилось признать правоту Снейпа: Гарри и в самом деле ничем не напоминал лучших, по мнению профессора, представителей линии Эванс.

Он довольно много времени провел там и с трудом оторвался от созерцания фотографий. Но, выйдя за кладбищенские ворота, вздохнул с облегчением.

— Как ты себя чувствуешь? — рискнула спросить его Гермиона.

Повернувшись к ней, Гарри взглядом попросил охрану отойти подальше, и заговорил с друзьями лишь после того, как убедился, что их не услышат.

— Когда я… туда, — он указал пальцем вверх, — не вздумайте устраивать мне ничего подобного, ясно? Сжечь и пепел развеять!

— Если я «туда» раньше тебя, то мне — то же самое, — потребовала Гермиона.

— Ну что ты, леди Малфой должны похоронить с почестями, — с уморительно серьезным видом поддел подругу Рон.

Задумчивость и сомнения рассеялись, когда Гарри достиг первого дома и прошел мимо него по мощеной булыжниками дороге. Там его и окликнули, указав, что пора возвращаться, и прогулка по окрестности в программу не входит.

Он почувствовал себя совершенно в своей тарелке, приземлившись у ворот школы, по обе стороны которых скалились крылатые кабаны. Гарри поглядел на замок. Основатели называли его Обитель бессмертия, и в самом деле, здесь никогда не было того кладбищенского покоя. Гарри почему-то вспомнился профессор Слагхорн с его тягой к «спокойной жизни», и он всерьез усомнился, а бывает ли она, эта спокойная жизнь. В «Хогвартсе», где росли, взрослели и приобретали знания колдуны и ведьмы, всегда далеко было до спокойствия, и причин тому имелся легион.

Оказавшись снова в школе, Гарри почувствовал себя как бы вдвойне живым. Точнее, он почувствовал себя так, словно проснулся от спячки. И он знал, каким делом ему стоит заняться.

Теперь Гарри считал себя обязанным обсудить свои сомнения относительно уместности работы Снейпа в качестве учителя. Он долго думал, к кому с этим обратиться, и пришел к выводу, что никто из школьных учителей, даже МакГонагол, не поймут его, да и не вправе они решать такие проблемы. Обсуждать это с министром Гарри не собирался из других соображений — при всей своей неприязни к Северусу Снейпу, он понимал, что это уж слишком. Конечно, будь рядом Дамблдор, Гарри без раздумий доверился бы ему, но Дамблдора пока не было, и потому в итоге гриффиндорец решился побеседовать с его преемником.

Застать Перси одного ему долго не удавалось, невзирая на то, что тот появлялся в школе почти каждый день, все еще исправно прикидываясь исполнителем воли министра. За это время желание поговорить с ним о Снейпе сделалось для Гарри почти навязчивой идеей. «Мерлин, это будет настоящий подвиг, если последующие поколения учеников никогда не столкнутся с его придирчивостью, предвзятостью… Правда, они никогда об этом не узнают», — думал Гарри, но предполагаемая неблагодарность ничуть не умаляла силу его намерения. Нет, он старался быть объективным, он вовсе не считал Снейпа сумасшедшим, но искренне считал, что для работы с детьми такой дрянной характер является препятствием.