Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
Зазвучали торопливые шаги, и в дальнем конце коридора показалась миссис Уизли, мать Рона. Она поспешила к ним, лучась радушием, но Гарри заметил, что со дня их последней встречи она похудела и побледнела.
— Ах, Гарри, как я рада тебя видеть, — прошептала она, стиснув его так, что рёбра затрещали. Потом отодвинула на расстояние вытянутой руки и принялась критически изучать. — У тебя нездоровый вид. Тебя надо подкормить хорошенько, но ужина придётся немножко подождать. — Возбуждённым шёпотом она обратилась к стоявшим за ним волшебникам: — Он только что явился, собрание
С возгласами, выражающими интерес и волнение, волшебники стали один за другим протискиваться мимо Гарри к двери, через которую только что прошла миссис Уизли. Гарри двинулся было за Люпином, но миссис Уизли его придержала.
— Нет, Гарри, собрание — только для членов Ордена. Рон и Гермиона наверху, ты подожди с ними, пока оно кончится, и тогда будем ужинать. И говори в коридоре потише, — добавила она всё тем же возбуждённым шёпотом.
— Почему?
— А то что-нибудь разбудишь.
— Я не по…
— Потом, потом, я тороплюсь. Мне надо быть на собрании. Только покажу, где ты будешь спать.
Приложив палец к губам, она провела его мимо пары длинных, изъеденных молью портьер, за которыми, предположил Гарри, должна была находиться ещё одна дверь. Они миновали большую подставку для зонтов, сделанную, казалось, из отрубленной ноги тролля, и начали подниматься по тёмной лестнице. На стене Гарри увидел несколько сморщенных голов, расположенных в ряд на декоративных пластинах. Приглядевшись, он понял, что это головы домовых эльфов. У всех — одинаковые вытянутые носы-рыльца.
С каждым шагом смятение Гарри росло. Что у него может быть общего с этим домом, который выглядит так, словно принадлежит Темнейшему из волшебников?
— Миссис Уизли, почему…
— Дорогой мой, тебе всё объяснят Рон и Гермиона, а мне правда надо бежать, — встревоженно прошептала миссис Уизли. — Вот, — они добрались до третьего этажа, — твоя дверь правая. Я позову, когда кончится. — И она торопливо пошла вниз.
Гарри пересёк грязную лестничную площадку, повернул дверную ручку спальни, сделанную в виде змеиной головы, и открыл дверь.
На мгновение он увидел мрачную комнату с высоким потолком и двумя кроватями. Потом раздалось громкое птичье верещание, а следом ещё более громкий возглас, и всё его поле зрения заполнила пышная масса густейших волос. Гермиона, кинувшись к нему с объятиями, чуть не сбила его с ног, а Сычик, маленькая сова Рона, стал бешено кружить у них над головами.
— ГАРРИ! Рон, он здесь, Гарри здесь! А мы и не слышали, как ты вошёл в дом! Ну, как ты, как ты? Ничего? Жутко злой на нас, наверно! Наверняка злой, я же понимаю, что от наших писем радости было мало, но мы не могли тебе ничего написать. Дамблдор строго-настрого запретил, а у нас так много всякого, что надо тебе рассказать! Да и ты нам массу всего расскажешь! Про дементоров! Когда мы о них узнали и про слушание в Министерстве — это просто возмутительно, я посмотрела в книгах, они не могут тебя исключить, не имеют права, в Указе о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних есть пункт об использовании волшебства при угрозе для жизни…
— Дай ему хоть вздохнуть,
Гермиона, по-прежнему сияя, отпустила Гарри, но не успел он открыть рот, как в воздухе раздался мягкий шорох и что-то белое, слетев с тёмного шкафа, нежно опустилось ему на плечо.
— Букля!
Белоснежная сова, которую Гарри тут же принялся гладить, пощёлкала клювом и ласково ущипнула его за ухо.
— Что тут с ней было! — сказал Рон. — Чуть до смерти нас не заклевала, когда в последний раз принесла твои письма. Вот, смотри…
Он выставил указательный палец правой руки, где виднелся полузаживший, но явно глубокий порез.
— Да, понимаю, — откликнулся Гарри. — Мне очень жаль, но я хотел получить ответы…
— А мы-то что, разве не хотели ответить? — стал оправдываться Рон. — Гермиона вся извелась, твердила, что ты какую-нибудь глупость вытворишь, если будешь сидеть там один без новостей, но Дамблдор…
— …строго-настрого вам запретил, — подхватил Гарри. — Да, Гермиона мне сказала.
Тёплое сияние, вспыхнувшее в нём при виде двух лучших друзей, погасло, и в живот хлынуло изнутри что-то ледяное. Целый месяц протосковав по Рону и Гермионе, он теперь вдруг почувствовал, что не прочь остаться один.
Возникло напряжённое молчание. Гарри машинально поглаживал Буклю, не глядя на товарищей.
— Он считал, что так будет лучше, — произнесла Гермиона упавшим голосом. — Дамблдор.
— Ясно, — сказал Гарри. Он и на её руках заметил следы от клюва Букли и поймал себя на том, что вовсе ей не сочувствует.
— Он, наверно, думал, что у маглов тебе будет не так опасно… — начал Рон.
— Да? — поднял брови Гарри. — На кого-нибудь из вас этим летом нападали дементоры?
— Нет, но… он же поручил людям из Ордена Феникса за тобой смотреть…
Гарри словно ухнул куда-то вниз — как будто спускался по лестнице и пропустил ступеньку. Выходит, все знали, что за ним следят. Все, кроме него…
— Плоховато что-то они смотрели. — Гарри изо всех сил старался говорить ровным голосом. — Так смотрели, что пришлось самому выкручиваться.
— Он страшно рассердился, — сказала Гермиона чуть ли не с благоговейным ужасом. — Дамблдор. Мы его видели, когда он узнал, что Наземникус самовольно ушёл с дежурства. Он рвал и метал.
— А я рад, что Наземникус ушёл, — произнёс Гарри холодно. — Иначе я не совершил бы волшебства и Дамблдор, чего доброго, оставил бы меня на Тисовой улице на всё лето.
— А тебя… тебя не беспокоит разбирательство в Министерстве магии? — тихо спросила Гермиона.
— Нет, — с вызовом солгал Гарри. Он отошёл от них с блаженствующей Буклей на плече и стал оглядываться, но сырая и мрачная комната не доставила ему особой радости. Голые стены с отстающими обоями украшал только пустой холст в нарядной раме, и, когда Гарри проходил мимо, ему послышался чей-то тихий смешок.