Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
Администрация больницы пока не может понять, как злополучное растение оказалось в отделении, и просит всех, кто обладает какими-либо сведениями, связаться с дирекцией».
— Бедоу… — проговорил Рон. — Бедоу. Так-так.
— Мы его видели, — прошептала Гермиона. — Помните, в палате? Он лежал напротив Чаруальда — лежал и смотрел в потолок. И Сети Дьявола принесли при нас. Помните? Знахарка сказала, что это рождественский подарок.
Гарри постарался как следует всё припомнить. К горлу подступил страх.
— Как же мы
— Да кому же придёт в голову, что в больницу под видом комнатного цветка пришлют Сети Дьявола? — резко возразил Рон. — Мы не виноваты, виноват урод, который их прислал! Вот дебил, неужели трудно проверить, что покупаешь?
— Брось, Рон! — дрожащим голосом воскликнула Гермиона. — Тот, кто пересаживал Сети Дьявола в горшок, не мог не знать, что это растение убивает всякого, кто к нему прикасается. Это… убийство, к тому же тщательно спланированное… ведь растение прислали анонимно, и теперь не узнаешь, кто это сделал.
Но Гарри думал не о Сетях Дьявола. Он вспоминал, как в день дисциплинарного слушания ехал в лифте и как из атриума туда вошёл мужчина с нездоровым цветом лица.
— Я встречал Бедоу, — медленно выговорил он. — В министерстве. Вместе с твоим папой.
У Рона отвисла челюсть.
— Да, я помню, папа упоминал о нём! Он был неописуемый — работал в департаменте тайн!
Ребята молча посмотрели друг на друга. Гермиона потянула к себе газету, сложила, долгим взглядом посмотрела на фотографии десяти беглецов, а затем стремительно выскочила из-за стола.
— Ты куда? — вздрогнув от неожиданности, спросил Рон.
— Отправить письмо, — ответила Гермиона, закидывая рюкзак на плечо. — Да… впрочем, я не знаю… но попытаться стоит… я одна сумею это сделать.
Рон и Гарри тоже встали и, намного медленнее, направились к выходу из Большого зала.
— Терпеть не могу, когда она так себя ведёт, — ворчал Рон. — Трудно, что ли, нормально объяснить? Жалко потратить лишние десять секунд?… Эй, Огрид!
Огрид, по-прежнему весь в синяках и со свежей царапиной на переносице, стоял у двери и ждал, пока пройдёт толпа равенкловцев.
— Как делишки? — Огрид попытался улыбнуться (вышла гримаса) и похромал за равенкловцами.
— Что это с тобой, Огрид? — спросил Гарри, шагая следом.
— Ничего, ничего, — с деланой беззаботностью отозвался Огрид и махнул рукой, чуть не стукнув по голове профессора Вектор. — Сами знаете, делов невпроворот — уроки вот надо готовить… у саламандр чешуйчатая гниль… а ещё… я на испытательном сроке, — невнятной скороговоркой закончил он.
— Испытательном сроке? — очень громко переспросил Рон, и многие из проходивших мимо с любопытством обернулись. — Ой… прости… я хотел сказать… тебе дали испытательный срок? — шёпотом повторил Рон.
— Ага, — кивнул Огрид. — Сказать по правде, я другого-то и не ждал. Вы, может, не поняли, только инспекция прошла неважнецки… Ну да что уж теперь, — глубоко вздохнул он. — Пойду… Надо ещё разик натереть саламандр порошком чилли, а то как бы они у меня хвосты не пооткидывали… Ну, Гарри… Рон… Пока.
Огрид добрёл до парадной двери и вышел на улицу, где сегодня было очень сыро. Гарри смотрел ему вслед в горестном недоумении — сколько ещё ударов судьбы ему предстоит вынести?
За пару дней новость об испытательном сроке облетела всю школу и, к негодованию Гарри, никого особо не возмутила; некоторые, наоборот, ликовали по этому поводу — и Драко Малфой больше всех. Что же до загадочной кончины рядового сотрудника департамента тайн, то она, казалось, волновала лишь Гарри, Рона и Гермиону. В школьных коридорах обсуждали одно — побег из Азкабана, о котором наконец-то стало известно от немногочисленных подписчиков «Прорицательской». Ходили слухи, что беглецов видели в Хогсмёде, в Шумном Шалмане; что они, как и Сириус Блэк, намерены пробраться в «Хогварц».
Ребята из колдовских семей с детства привыкли бояться этих людей; о преступлениях, совершённых ими в дни царствования Вольдеморта, ходили легенды; их имена вызывали почти такой же трепет, как и имя Чёрного лорда. Некоторые учащиеся «Хогварца» были в родстве с жертвами Упивающихся Смертью, и, сами того не желая, внезапно и как-то нехорошо прославились. Например, у Сьюзен Боунс дядя, тётя, а также двоюродные братья и сёстры погибли от рук одного из беглецов, и однажды на гербологии бедная Сьюзен печально сказала, что теперь хорошо понимает, каково это — быть Гарри.
— Не знаю, как у тебя хватает сил это выносить — это ужасно, — без обиняков заявила она и гневно шмякнула на поднос с семенами крикапканции чересчур много навоза. Семена возмутились, задёргались и запищали.
Действительно, на Гарри опять показывали пальцами; перешёптывались, едва завидев его в коридорах. В то же время, у пересудов изменилась интонация, в них звучало скорее любопытство, чем враждебность. Скоро, по случайным обрывкам фраз, Гарри понял: некоторых ребят не устраивает позиция, занятая «Прорицательской» в отношении причин побега, и они, движимые страхом и замешательством, готовы поверить в то, о чём Гарри и Думбльдор твердили с прошлого года.
Но волновались не только ученики; учителя тоже частенько собирались в коридорах по двое — по трое и что-то обсуждали тревожными, приглушёнными голосами, а едва завидев кого-нибудь из школьников, сразу умолкали.
— Понятно, теперь в учительской нормально не поговоришь, — шепнула Гермиона, после того, как они с Гарри и Роном прошли мимо Макгонаголл, Флитвика и Спаржеллы, тесной кучкой стоявших у кабинета заклинаний. — Там Кхембридж.
— Как думаете, им известно что-нибудь новое? — спросил Рон, оглядываясь на учителей.