Гас
Шрифт:
Я достаю из кармана пачку и протягиваю открытым концом ей:
— Не желаете еще одну на дорожку, миссис Рэндольф.
Она отмахивается от меня и разворачивает ходунки в сторону своего дома.
— Мальчик, если будешь курить больше одной сигареты в день, то это убьет тебя, — не глядя в мою сторону, отвечает старушка, медленно ступая позади ходунков. — К тому же, скоро появится моя дочь, которая убьет меня, если узнает, что я опять тайком курила. Она оборачивается и на ее морщинистом лице расплывается озорная улыбка.
— Пусть это будет нашим секретом, мальчик. Ей не удастся лишить меня маленьких удовольствий, — подмигнув, говорит она и продолжает
— Счастливо, миссис Рэндольф, — кричу ей вслед я.
Но она ничего не отвечает.
Четверг, 23 ноября (Гас)
Каждый день около полудня я хватаю пачку сигарет и иду встречать на подъездной дорожке миссис Рэндольф. Она всегда появляется ровно в двенадцать, чтобы вернуть газету. И каждый раз, так же как и сегодня, стреляет у меня сигаретку. А потом, рявкнув, просит подкурить. Это наш ритуал, который я уже полюбил всей душой. Миссис Рэндольф нравится порычать, но она не кусается. Я понял это сразу же, но чем больше мы общаемся, тем больше осознаю, насколько крута эта пожилая цыпочка. Я задаю ей кучу вопросов и даже, несмотря на то, что она делает вид, будто я вывожу ее из себя, я чувствую, в глубине души ей это нравится, потому что с каждым разом она остается со мной все дольше и дольше.
Я узнал, что ей восемьдесят три года (она чуть не надрала мне задницу за то, что я спросил ee о возрасте) и она пятьдесят два года была замужем за своим школьным возлюбленным, которого звали Фритц. За время военной службы он получил много наград, а потом до самой пенсии работал в полиции. Фритц умер тринадцать лет назад и, когда миссис Рэндольф говорит о нем, я вижу, что она скучает по своему мужу.
Сегодня она рассказывает о дочери, Фрэнсин, которая четыре дня в неделю работает медсестрой в больнице Сан-Диего. Ее смена обычно начинается в три утра и продолжается до трех часов дня. Я никогда не спрашивал о возрасте Фрэнсин, но, судя по другим рассказам, ей должно быть около шестидесяти. Миссис Рэндольф очень гордится дочерью. Нет, она не заявляет об этом вслух, но это проскальзывает в ее словах.
— Фрэнсин сегодня работает? — задаю я вопрос, зная на него ответ. Сегодня четверг, а она всегда работает в этот день.
— Да. Она вечно работает. — Судя по всему, моя новая подруга не очень-то и рада этому факту.
— Но ей нравится этим заниматься. — Я познакомился с Фрэнсин несколько дней назад, и мы разговаривали о ее работе. Она и правда ее любит. И я уверен, что Фрэнсин отлично с ней справляется, потому что она чертовски милая.
— И я рада за нее, но это не значит, что она должна убиваться на ней, — раздраженно произносит миссис Рэндольф. — В ее жизни нет баланса. Она недостаточно времени посвящает отдыху и совсем не веселится. Когда мы жили в Шарлотте, то каждую неделю ходили играть в бинго. А с тех пор, как я приехала сюда, мы ни разу этого не делали. Думаю, она уже забыла, как весело проводить время.
Упоминание о бинго вызывает на моем лице улыбку. Уверен, эта женщина неистова в игре. Опти, Грейси и я постоянно ходили играть в бинго и, скажу я вам, милые старушки напоминали нам волков в овечьих шкурах. Наряженные в лучшие воскресные одежды и с укладкой на голове, они выглядели невинными пожилыми леди — но только до первого шара, потому что после этого они превращались в акул, нарезающих круги в окровавленной воде. Несмотря на все это, я улыбаюсь ей и говорю:
— Я свожу вас поиграть в бинго.
Она улыбается мне в ответ. Это случается редко, поэтому мне нравится то, что я вижу.
— Правда?
— Конечно. Я всегда не прочь перекинуться партией в бинго. Есть тут одно местечко. Я проверю их расписание и дам вам знать.
Миссис Рэндольф с улыбкой на лице разворачивает ходунки в сторону своего дома.
— Хорошо, мальчик. Смотри, ты пообещал!
— Счастливо, миссис Рэндольф! — Прощаться с ней стало моим ритуалом, а ее — ничего на это не отвечать.
Но я не против. Иногда нужно слышать то, что люди не говорят.
Суббота, 25 ноября (Скаут)
Вернувшись с утренней пробежки, обнаруживаю Густова и Пакстона сидящими перед ревущим телевизором в гостиной. Они смотрят футбол, который комментирует человек с очень сильным британским акцентом. Все это кажется странным, учитывая силу звука и тот факт, что они оба не являются фанатами футбола. Но самое удивительное во всем этом — пожилая женщина на инвалидном кресле, которое стоит всего в нескольких шагах от телевизора. В лучах солнца, пробивающегося сквозь окно, ее неестественного светло-лавандового оттенка волосы выглядят слегка металлическими. Никогда не видела, чтобы кто-то был настолько поглощен игрой: она то комментирует действия футболистов голосом, который пародирует британский акцент на экране, то песочит их по южному растягивая слова или кричит и хлопает в ладоши, когда все идет так, как ей хочется. Знаю, я устала после пробежки, но даже вид этой женщины почему-то изнуряет меня еще больше. Несмотря на то, что мне нужно принять душ, я подхожу к дивану, чтобы лучше рассмотреть ее. Пакстон замечает меня краем глаза и совершенно обыденно говорит:
— Доброе утро, Скаут.
— Доброе утро.
Густов поворачивается в мою сторону, и я вижу, что у него на коленях свернулась и спит Свиные ребрышки. Хотя не понятно, как можно это делать при таком шуме.
Я киваю в сторону пожилой женщины, безмолвно спрашивая, что происходит. Нет, это, конечно, не мое дело, но мне просто любопытно.
— Это миссис Рэндольф, мама Фрэнсин, которая живет по-соседству, — улыбаясь, говорит Густов. — Она захотела посмотреть футбол, потому что у ее дочери нет кабельного, а миссис Рэндольф страдает без него. Она болеет за "Арсенал" и обожает какого-то чувака по имени Оливье. Недавно он забил гол, и она чуть не сошла с ума от радости. Миссис Рэндольф замечательная старушка.
Пакстон, улыбаясь во весь рот, согласно кивает головой. Он уже влюблен в эту женщину.
Я опять перевожу на нее взгляд и вижу, что она все так же поглощена игрой, как будто находится на стадионе, а не в комнате. Она сидит в толстовке с номером 12 на спине, под которым играет Оливье Жиру и, слегка наклонившись вперед, неотрывно пялится на экран.
— Садись, Скаут. Будешь смотреть с нами. Игра началась около пятнадцати минут назад, — говорит Пакстон, хлопнув по свободному месту рядом с собой.
Обычно я не смотрю спортивные состязания, но это куда большее, чем просто игра. Это зрелище, которое я просто не могу пропустить.
— Схожу в душ и вернусь через десять минут.
Десять минут спустя я сижу в чистой одежде и с мокрыми волосами на диване рядом с Пакстоном. Как только я зашла в комнату, Свиные ребрышки проснулась, потянулась на коленях у Густова, а потом перебралась на мои.
— Мне стоило назвать ее Бенедикт Арнольд[11], — покачав головой, говорит Густов, когда она уютно устраивается на моих ногах.