Гастроль без антракта
Шрифт:
— Не так. У вас «я» были больше разделены. А у нас нет резкой границы. Во сне с тобой говорила Таня. Но сейчас «я» — Таня-Кармела. Все вместе. Новая личность…
— Пойдем дальше? — предложил я. — А то разомлеем тут, если долго просидим.
— Верно… — согласилась Таня. Ее взгляд упал на пистолет-пулемет, который достался мне от убитого телохранителя.
— Где это ты «бизончик» прихватил?
— «Бизончик»? — Ну да, это ж «бизон-2» — совсем новый пистолет-пулемет. Сделан на базе «Калашникова», но тут, в шнеке, минимум шестьдесят четыре патрона. В ближнем бою — сильная штука.
Мы встали и пошли по коридору к лестнице. Прежде чем начать спускаться,прислушались. Вроде бы какие-то шорохи и шуршание снизу долетали, но скорее всего их производили либо крысы, либо подземные сквозняки. Андрюхин «Калашников» я надел за спину, а «бизон» держал наготове. Таня тоже шла с раскрытым «ПП-90», а «винторез» повесила стволом вниз.
Каждый марш лестницы опускал нас на четыре метра ниже. Каждая ступенька по двадцать сантиметров высотой, всего по двадцать ступеней в марше. Марш — площадка, марш — площадка… Без каких-либо боковых коридоров. Шестой по счету марш вывел нас к арке, через которую когда-то нас провел Паскуаль Лопес после того, как Капитан набрал код «1789» — дату принятия первой Конституции США. Тогда ее закрывал стальной щит, поднимавшийся при наборе кода, которого сейчас не было. Его вывернуло вместе с частью арки, и он, должно быть, грохнулся в шахту лифта. А вот той боковой двери в арке, через которую мы с Таней прошли на этот раз, при первом посещении «Лопес-23» я не увидел или, во всяком случае, не запомнил. Эту дверь тоже сорвало с петель чудовищной ударной волной и даже немного выворотило раму, державшуюся на мощных стальных штырях, вцементированных в проем, пробитый в монолитной скале.
— Мощно рвануло, — отметил я, когда мы оказались под аркой.
— У тебя дозиметра случайно не имеется? — с беспокойством спросила Кармела.
— Нет, конечно. А ты думаешь, тут атомную бомбу взорвали?
— Кто его знает. Была же где-то здесь бомба…
— Вряд ли. — У меня, однако, мороз по коже пошел. Всяко бывает… Может, это и к лучшему, что у нас дозиметра нет. Теперь, пока не начнем блевать от лучевки, ничего знать не будем. Ну, был бы он, дозиметр этот. Узнали бы, что кругом считает, а что дальше? Деваться-то все равно некуда…
Успокаивая себя, что не могло быть тут никакого ядерного взрыва, ибо тогда половина острова превратилась бы в радиоактивную пустыню, а на другой все еще и сейчас мерли бы от лучевой болезни, я пошел сперва к стволу лифтовой шахты. Таня посветила вниз фонарем. Огромная труба уходила, казалось, в бесконечность. Свет фонаря проник во тьму не менее чем на полсотни метров, но дна пропасти видно не было. Куда провалился вертолет с лифтовой площадкой — мы так и не разглядели.
— Ни фига себе! — сказал я себе…
— Может, это здесь? — предположила Таня.
— То, что ищут в зоне «Зеро»?
— Знать бы, как туда спуститься… — хмыкнул я.
Мне вовсе не хотелось лезть в преисподнюю, тем более толком не зная, как обращаться с сейфом О'Брайена, который огражден всякими штучками и при неаккуратном обращении может в лучшем случае оставить тебя с носом перед кучей пепла, а в худшем — угробить вообще. У меня была тайная мечта: найти какой-нибудь ход наверх, а затем выбраться на свежий воздух. Я уже пресытился подземными путешествиями, у меня скоро клаустрофобия начнет развиваться…
Тут мне вдруг стало до идиотизма смешно. Бедная Хрюшечка-Леночка ныла, что хочет отдохнуть. Добрый папочка ее благоверного Димы щедрой рукой презентовал им шикарный тур. Сначала Лондон, где не столько знакомились с достопримечательностями, сколько собирали информацию, теперь благоухающий остров, по поверхности которого пришлось передвигаться короткими перебежками, лазурные воды Карибского моря, в которых, как оказалось, можно и утопнуть, если под тобой взорвется шикарная яхта, наконец, экзотика прохладных подземелий с перестрелками, взрывами и перспективой где-нибудь навеки замуроваться.
Поскольку я, по-моему, даже хмыкнул при этих размышлениях, Кармела посмотрела на меня как на идиота и спросила:
— Крыша поехала, компаньеро?
— Точно, — согласился я. — Ты знаешь, что мы сюда с Ленкой отдыхать приехали? На солнышке отогреваться, купаться, фрукту кушать, как говорят в приватизированном вашей «незалежной ненькой» Крыму…
— Вот и ехал бы в Крым, пока пускают… — проворчала Таня, и понял, что чем-то наступил ей на хвост. То ли она болезненно восприняла смешочек по поводу украинской независимости, то ли ей эта самая независимость тоже не больно нравилась. Не поймешь. Но то, что с ней надо осторожно обращаться, я знал хорошо.
Не вдаваясь в пререкания, мы пошли в противоположном от шахты направлении. То есть туда, где раньше был подземный перрон и начиналась линия метро. Тогда отсюда было всего десять минут езды до станции «Лопес-23» и ныне полузаваленной шахты, по которой мы вчера выбирались наверх. Сегодня по ней к асиенде подобрались «тигры».
Мысль о «тиграх» появилась очень своевременно. В тот самый момент, когда мы вышли на подземный перрон и убедились, что с одной стороны — глухой тупик, в котором к тому же лежит на боку смятый в гармошку вагончик, а с другой — завал из рухнувших тюбингов и вывалившейся в туннель породы. При свете фонаря можно было разглядеть, что с одной стороны, там, где тюбинги уцелели, в завале есть небольшой проход. Таня решительно пошла в ту сторону.
— Там могут быть «тигры», — предупредил я. — Этот туннель ведет к асиенде.
— Плевать, — не оборачиваясь, ответила она.
Проход действительно был. Ударная волна, пронесшаяся по туннелю, как бы «расперла» его, и верхние бетонные тюбинги избыточное давление оторвало от нижних. Когда волна прошла, эти тюбинги посыпались вниз под действием собственного веса, а следом за ними грохнулись в туннель и десятки тонн породы. Глыбки местами были очень даже солидными, не меньшими, чем те, через нагромождение которых мы вчера поднимались по стволу заваленной шахты. Однако, падая, большая часть их не раздробилась, а просто вывалилась и стала на ребро, на попа или привалилась к уцелевшим стенкам туннеля. Дальше на них осели следующие уже горизонтально. Проход начинался сразу за перроном, на край которого навалилось несколько глыб. На сам перрон осыпалась только его мраморная облицовка, а тюбинги устояли, зато удар волны через арку был куда сильнее…
— Слушай, — сказал я Тане, — ты уверена, что нас там не прижмет где-нибудь?
— Я тебя с собой не тяну. У тебя есть другой выход отсюда? Если есть — выходи. А я пойду здесь.
И Кармела пошла вперед, точнее — нырнула в черную дыру-щель шириной не больше полуметра, а высотой примерно в два. Я, конечно, мог бы и не лезть, но перспектива остаться в подземелье без фонаря меня не устраивала. Пришлось втискиваться следом за Танечкой.
Первое впечатление было такое, что Кармела полезла сюда исключительно ради смерти, причем скорее всего долгой и мучительной. Многие каменные глыбы держались только на законах сопромата, а большинство — да простят меня специалисты! — вопреки этим законам. В отличие от заваленной шахты здесь все было намного менее прочным. К тому же там мы выбирались к свету, и это вселяло некий оптимизм, прибавляло настроения, а потому питало надежду на то, что сегодня стометровый вертикальный завал не захочет уплотниться. В туннеле мрак был и впереди, и сзади, где-то изредка раздавались пугающие шорохи, потрескивания и скрежеточки. В одних местах можно было пройти в рост, но только боком, в других надо было согнуться в три погибели, в третьих — пролезать на четвереньках. Наконец мы подошли к такому месту, где метров пять пришлось ползти по-пластунски с очень малой гарантией от застревания. Мне было проще: я знал, что, если плечи у меня не пролезут, проталкиваться дальше бесполезно. У Тани самым широким местом были при всей ее мужественности все-таки бедра, и, протиснув плечи, она не могла надеяться, что пролезет целиком. Кроме того, попка у нее была все же поуже моих плеч, и там, где она при желании, проскользнула бы, у меня шансов не было.