Гатчинский коршун
Шрифт:
И вот я сейчас сидел и думал. Премия? И очень большая, между прочим… За совершенно выдающийся вклад в развитие человечества. Присуждается раз в три года троим. Пока я жив, я председатель Найденовского комитета, а потом видно будет. Первые кандидаты – Менделеев и Эдисон. А вот кого бы зазвать третьим?
ГЛАВА 35
Флагман Черногорского флота Открытого моря, линкор «Црна Гора», подходил к столице Курильского королевства, городу Порт-Шикотан. Вот он зашел в пролив, ведущий в Дерибасовскую бухту, на берегах которой и стоял город, как писал один проезжий (из Гатчины в Питер) журналист, «красивейший и крупнейший город королевства». Писал он, кстати, чистую правду, ибо никаких других
Линкор прошел между расположенными у входа в бухту островами: слева был остров Дяди Жоры, справа – остров Его Кошки – и направился к пирсу. Благодаря малой осадке – менее трех метров – ему удалось подойти вплотную и пришвартоваться. На берег сошел его светлейшее высочество лорд-протектор Курильского королевства адмирал Пол Маслачак, он же Паша Божий Одуванчик. Окинув взором портовый район, где кроме палаток и сколоченных на скорую руку бараков уже имелось полтора кирпичных здания, а еще штук пять пребывали в разной степени недостроенности, Паша направился в Новый Город.
Исторически так получилось, что столица состояла из двух частей, разделенных ручьем Вонючкой. Если смотреть с моря, то по правую руку был порт – то место, куда три года назад высадилась первая партия черногорских моряков. Они разбили лагерь у ручья, и посланная на следующее утро картографическая экспедиция, которой пришлось форсировать эту водную артерию ниже лагеря, и дала ему такое название. Хотя от природы вода там была вполне чистая…
Адмирал подошел к мосту через ручей, представлявшему собой две доски, но не рядом, а примерно в двух метрах друг от друга, покосился на синюю табличку с белыми буквами «Река Благоухань» и совсем было собрался перейти на противоположный берег, но его внимание привлек подходящий с той стороны к мосту моряк. Он шел по математически строгой синусоиде, что не оставляло сомнений в том, какое именно из трех заведений Нового Города – церковь, банк или кабак – было им посещено. Подойдя к мосту, моряк собрался было привычным движением пасть на четвереньки, но тут обнаружил адмирала. Примерно с минуту он стоял, качаясь и прикрывая то один, то другой глаз, но наконец убедился, что адмирал ему не мерещится, собрал в кулак всю свою волю и решительно двинулся к мосту на двух ногах. Удача сопутствовала смелому – ему удалось пройти по доске, правда, как он не сверзился, адмиралу было решительно непонятно.
В порту действовал сухой закон, и желающие принять чего-нибудь горячительного вынуждены были ходить в Новый Город. Именно из соображений ограничить эффект потребления мост и имел такой вид, превысивший дозу его преодолеть не мог и автоматически принимал холодную ванну. Две же доски лежали потому, что движение через мост было односторонним, перед каждой имелась табличка; справа – «туда», слева – «обратно».
Адмирал прошел по правой доске и оказался на главной (других пока не было) улице Нового Города – Привозном проспекте. Он с удовольствием огляделся… Подумать только, год назад тут имелся всего один недостроенный кирпичный сарай и деревянный домик японского консульства, а сейчас уже двенадцать… нет, целых тринадцать домов! И каких! Нет, что ни говори, а рейд на Гонконг пришелся очень кстати. Пока моряки занимались перетаскиванием ценностей, местные китайцы разбирали понравившиеся Одуванчику дома. Поначалу они не понимали, почему это им вдруг надо заниматься таким делом, но русские дружелюбно объяснили, что вон тот корабль – это танкер, и в нем пять тысяч тонн керосина. Не хотите сами – мы разберем, но потом сожжем на хрен весь остров, от расстройства! Так что вы лучше потрудитесь, вам за это и денежку заплатят. Узнав, какую именно, китайцы рванулись работать с таким энтузиазмом, что лимитирующим фактором в операции оказалось не время, как поначалу думал Одуванчик, а грузоподъемность его кораблей.
Напротив кабака прямо посреди проспекта валялся мертвецки пьяный англичанин. «Однако,– поморщился Паша,– ведь ясно было приказано: выкушавшего свое относить к крыльцу британской миссии! Распустились
По условиям мирного договора между Черногорией и Великобританией последняя имела право направлять своих наблюдателей на главную базу военно-морского флота, то есть в Порт-Шикотан. И, хотя абсолютно ничего криминального эти наблюдатели тут не могли усмотреть по определению, ибо Паша вершил свои дела в Дальнем, Шанхае и Йокосуке, он все же издал распоряжение, по которому все выпитое в компании с англичанами немедленно компенсировалось в полуторном размере.
«Интересно, это тот, что был здесь в прошлый мой приезд, или Лондон прислал нового?» – подумал Паша. Но определить визуально не получилось, ибо великобританец лежал мурлом вниз.
Адмирал поправил мундир и зашел в кабак, то есть ресторан «Южная Пальмира». Там обнаружился еще один англичанин, уже в стадии полного остекленения, но еще почему-то за столом, а не под ним. Группа моряков подписывала у бармена чеки по программе «Дружба народов». «Ясно,– понял адмирал,– хотят тащить обоих разом, вот тот и лежит пока».
Старший в компании, торпедист с «Бара», подтвердил предположения Одуванчика и заодно объяснил, что вот этот – он новый, прибыл две недели назад, а вон тот – старый, его даже отзывать не стали…
Адмирал подошел к стойке, взял у бармена тетрадь и прочитал текущий отчет. По нему выходило, что англичане за сегодня откушали на двоих пять с половиной литров водки, а помогавшие им в этом лица общим количеством в пять рыл – еще четырнадцать. Приписки были на грани фола, но, видимо, сегодня лорд-протектор пребывал в хорошем настроении, потому что он, укоризненно покачав головой, просто пожелал бармену быть немного скромнее. И заказал в кабинет аншуад по-провансальски, а к нему двести грамм фишмановки. Моряки завистливо повздыхали – да, эликсир, конечно, но двадцать пять пиастров за стопку! Это притом, что обычная водка идет по двадцать динок за стакан, а китайская рисовая так и вовсе по десять. И, подхватив англичанина, двинулись к выходу.
Как и положено порядочной державе, Курильское королевство имело свою валюту – пиастры. Сотая часть пиастра называлась динарием, каковое невразумительное слово местный народ быстро сократил до «динки». Были попытки и покуситься на сам пиастр, но адмирал, как только услышал от кого-то азартный выкрик: «Пятнадцать писек!» – тут же дал оратору в ухо и предупредил остальных, что лично оторвет упомянутый предмет каждому, кто отныне вздумает искажать звучное название курильской денежной единицы. Правда, немного подумав, слово «динка» он к применению все-таки разрешил.
Проводив взглядом компанию, которая после оттаскивания англичан разделилась, двое двинулись в сторону веселого дома, а трое – к мосту, адмирал вздохнул и принял стопку для аппетита. Да, до такого международного престижа, при котором ДОМ прислал бы сюда своих сотрудниц, было еще далеко, здешний персонал состоял из китайских кикимор, мелких, тощих и страшных. Но Паша верил, что у его города все еще впереди…
До прилета самолета из Владика оставалось часа полтора, и лорд-протектор, закурив, откинулся на спинку стула в ожидании заказа.
Когда адмирал покончил с трапезой, в кабак прибежал вестовой с линкора и передал, что получена радиограмма – самолет подлетает. Паша расплатился и, выйдя, двинулся к пристани Нового Города. Тут глубина была всего метр с мелочью, поэтому сюда могли приставать только катера и гидропланы. У пристани уже стоял инкассатор из банка и его охрана – вооруженная автоматами четверка. Кроме всего прочего, самолет должен был привезти очередную порцию наличности – пиастры печатались в Петербурге, отличаясь невероятно высоким, на опытный взгляд лорда-протектора, качеством. Ряд купюр до сегодняшнего дня состоял из желтой однопиастровой бумажки, зеленого трояка, голубой пятерки, красной десятки и фиолетового четвертного. Сегодняшний самолет должен был привезти вводимые в обращение пятидесятки. А кроме денег, на нем летела и какая-то странная личность…