Гаугразский пленник
Шрифт:
Полионный душ с контрастными добавками — кислый, щелочной-кислый, затем первая томография, потом смотрилка-«мокрица» заглядывает во все места, где теоретически можно установить «зеркальце», следом вторая томография, за ней лучевая дезинфекция, далее компенсаторный ионный душ и, наконец, идентификация ДНК-маячка. Лично я с нее бы и начинала: если что, экономилась бы масса ресурсов. Но в Глобальном социуме есть более авторитетные специалисты в области ГБ, нежели стажер Юста Калан.
После идентификации Сопровождающая выдает форменную конусиль — каждый день новую, рассчитанную строго по рабочему часоминимуму. Говорят, сотрудницы Департамента статистики добились права программировать
Третья томография — а там начинаются КПП общего режима. Это уже легче, если, конечно, Постовых не глючит. Но для нас пару месяцев назад закачали новый комплект, поэтому все проходит четко, без глюков. В общей сложности двадцать восемь минут плюс-минус секунд десять.
Последняя томография, и стажер Юста Калан благополучно прибывает на работу.
Все наши, разумеется, уже были на месте — хотя я сегодня почти не опоздала. Проскользила к своему персоналу, по пути отражая, словно стрелы (это такое доглобальное оружие), вежливые корпоративные приветствия. В нашем департаменте работают солидные взрослые люди, к зеленому стажеру двадцати девяти лет они относятся с материнской-отеческой снисходительностью. Меня устраивает.
Персонал загружался долго: такое чувство, что со вчерашнего дня на него понавешали с десяток новых защитных примочек. В конце концов уставший от мерцания и цветных переливов монитор со вздохом выдал мою заставку: грустную птицу страуса из саванновой экосистемы. Птица сморгнула, взмахнув огромными ресницами, а госпожа Пиндал, наша руководительница (которой, естественно, видны с ее места персоналы каждого сотрудника), традиционно поджала губы. На ее собственной заставке — физиономия упитанного малыша: то ли внука, то ли дочки в молодости. И у всех служащих департамента, соответственно, тоже разнообразные детские мордашки.
Страус уступил место коммуникативной строке с вопросом начальницы относительно моего сегодняшнего рабочего плана. Я честно ответила, что намерена довести до ума доклад на отчетное заседание прогностической секции Регионального Консорциума ГБ, назначенное на послезавтра. Пиндальша удовлетворилась: собственно, она сама меня туда и рекомендовала. Как особо перспективный молодой кадр.
И чтоб вы не сомневались, я тут же открыла свою «рыбу». Проглядела по диагонали и убедилась, что никуда она не годится. Правда, впечатление могло оказаться ошибочным: самокритичность у меня, как известно, на грани комплекса социальной неполноценности. Поэтому убивать текст я не стала, а просто сдвинула его за пределы монитора и начала работу заново — как будто предыдущего варианта и не было. Согреваемая тайным знанием того, что на самом деле он все-таки есть. Пиктограммка в углу персонала дала понять, что у меня опять заработала коммуникативная строка. В принципе можно было посмотреть, что там, и попозже — никаких по-настоящему нужных сообщений я сегодня не ждала. Но не с моим любопытством.
Вздохнула, активизировала — и, само собой, это оказался Ник. Второй персонал от входа. Сорок пять лет, толстый, лысый, не женат. Хотя тоже с голубоглазым ребеночком на заставке; кстати, самым прелестным во всем департаменте.
Ник спрашивал, что я думаю по поводу последнего дестракта и что делаю сегодня вечером. Я ответила ему в обратном порядке, примерно тоже, что и Пиндальше: довожу до ума доклад. В котором и намерена изложить свое мнение по первому пункту. А сейчас — прости, не хочу распыляться, боюсь сбиться с умной мысли.
Он отстал. Что не могло не радовать.
Я вернулась к докладу. Ник тут был ни при чем: ему, чуть ли не от выхода, моего монитора, естественно, не видно. Кроме начальницы, его безнаказанно наблюдает только моя соседка справа Эния, дама особо крупных размеров. Кажется, у нее есть привычка обсуждать увиденное со своей задушевной подругой Соррой, которая сидит рядом с госпожой Пиндал, но, тем не менее, весь рабочий день грузится с Энией в режиме непрерывной коммуникации. Однажды я по приколу зашла на их приватную линию — слава многоступенчатой защите Внутренней Сети ГБ! — но была разочарована. Дискутировались перспективы чьей-то личной жизни, и ладно бы еще моей с Ником. Хотя эта тема, разумеется, тоже не прошла мимо внимания двух счастливых жен, матерей и бабушек, но не висеть же мне на их линии каждый день!..
С традиционной тоской я представила, насколько приятнее было бы работать над докладом дома, забравшись с ногами в неаннигилированную постель, держа на коленях клавиатуру персонала, а в зубах — трубочку от энергика (кофе мне после множественных микроинфарктов нельзя на всю оставшуюся жизнь, и с этим фактом я уже смирилась: оставшаяся жизнь дороже). А что, Пиндальша при нынешних гебейных технологиях могла бы контролировать меня и там. Зато не надо было бы проходить бесчисленные томографии… Кстати, они мне тоже противопоказаны, и справка из ведомства здоровья имеется, но — в свете последних событий — начальству управления плевать.
Хочу домой!!!..
Впрочем, если бы все, кто занят в информационной сфере, работали каждый у себя в блоке, Глобальный социум давно распался бы на отдельных маргинализированных индивидов. Рабочие места и существуют для того, чтобы социализировать население. Офис — малая модель социума. Как академкурс в университете и семинар в колледже. Или группа социализации.
На заставке персонала Энии имелся неожиданно худенький, прямо-таки прозрачный мальчик младшего соцгруппового возраста. Внук — об этом я знала еще с тех времен, когда соседка пыталась наладить со мной приватную коммуникацию с целью выудить какие-либо ценные сведения. Однако животрепещущая тема войны за детский аппетит меня ну совершенно не увлекла.
Тема моего послезавтрашнего доклада звучала куда более захватывающе: «Гаугразский след в дестрактах последнего полугодия». Поразмыслив, я обогатила ее эпитетами: «возможный» и «в участившихся». Получилось громоздко, и «участившихся» я убила — в конце концов, все и так в курсе. Перечитала: «Возможный гаугразский след…» Или лучше «гипотетический»?
Лично я в этот самый «гаугразский след» не верю. Ни капельки.
Но в моих интересах доказать, что он существует.
Меня как раз осенила оригинальная концепция вступительного абзаца, когда ни с того ни с сего заработала связилка. Вообще-то связить в Управление ГБ — дурной тон, и все мои знакомые в курсе; под это дело подавляющее большинство из них давно перестали связить мне вообще. Беззвучно ругнувшись, я искоса глянула на определитель кода и вытаращила глаза: мама. Последний раз она мне связила с полгода назад, не раньше. А я ей… нет, это уже за пределами оперативной памяти.
Конечно же, я страшно перепугалась. Что она или папа угодили в дестракт. По теории вероятности, с каждым может рано или поздно…
Рванула связилку и заорала на весь департамент:
— Мама?!!
Мама улыбалась. На крохотном связильном мониторе она была молодая и красивая, как в те времена, когда мы с ней летали под самый купол смотреть на небо… Сейчас туда полетит только законченный самоубийца. Но в чем, собственно, дело?..
— Здравствуй, Юсик, — сказала она. — Поздравляю тебя с днем рождения, доченька. Совсем взрослая, даже не верится…