Гавань Командора
Шрифт:
Я слишком хорошо помнил о планах, вынашиваемых хозяином по отношению ко мне. И не забыл о гадостях более старого недруга. Вот уж воистину – хрен редьки не слаще!
– Разумеется, я с удовольствием навещу вас. – Я постарался сохранить хорошую мину при плохой игре, а сам жалел, что не имею при себе другой мины. Противопехотной.
Хотя автомат с патронами и подствольником намного лучше.
– Прекрасно. – Толстяк вел себя так, словно мое согласие для него действительно являлось важным.
Сэр Чарльз вообще доминировал в нашей компании.
– Признаться, мы думали, что вы по возвращении отправитесь на покой, – продолжал говорить толстяк. – И вдруг узнаем о ваших новых подвигах и попадании в плен.
– Хотите сказать, не стоило для этого отправляться в такую даль? – воспользовался я небольшой паузой, во время которой Чарльз запивал речь вином.
Шутку оценили по достоинству. Даже чопорный лорд позволил себе улыбнуться. И лишь баронет продолжал посматривать на меня с еле скрываемым недружелюбием. Может, и хорошо, что меня забирают из его лап. Только плохо – в другие.
Завтрак между тем подошел к концу. В праздничный пир его никто превращать не собирался.
– У вас много вещей? – спросил Чарльз и спохватился. – Ах, да. Извините.
– Ничего. Меньше вещей – быстрее сборы.
Было лишь жаль шпагу. Привык я к ней. Так приятно ложилась в ладонь рукоять! Да стоит ли напоминать о ней? Может, мою любимицу вообще забыли на захваченном корабле?
Это из области фантазий. В навершие шпаги был вставлен рубин. Сама рукоятка являлась произведением искусства. Клинок ни разу не подвел меня, не переломился в самый неподходящий момент.
Лучше бы я выкинул ее в море! Чтоб уж никому.
– В таком случае предлагаю отправиться в путь. – Чарльз чуть склонил голову, словно отдавая мне честь.
Я чуть опасался, что перед дорогой на нас с Жан-Жаком напялят кандалы. Нрав мой был известен, в пути сбежать намного легче, чем из камеры или даже комнаты. Пусть я пребывал не в лучшей форме и на самом деле пока ни о каком побеге не мечтал. Куда бежать, когда до сих пор толком не ведаешь, в каких конкретно краях находишься?
Даже доктор, практически единственный, кто отчасти сумел мне помочь, ни на один географический вопрос ответа не дал.
– Командор, я бы просил вас не делать по дороге глупостей, – предупредил толстяк, когда нас с Гранье усаживали в старенькую карету.
Господ ждала другая, шикарная. С гербом на двери.
– Обещаю вам, сэр, – торжественно изрек я.
Надо же хоть чем-то отблагодарить за отсутствие железа на руках и ногах! И обещание мое касается только дороги.
Чарльз выжидающе посмотрел на Жан-Жака, и тот присоединился к моему слову.
На крыльце лорд прощался с хозяином. Подойти ко мне баронет не соизволил и, мне кажется, был огорчен нашим отбытием. Причем отнюдь не по доброте.
Я не силен в подобных делах, однако показалось – баронет и победитель охотно удавил бы или отравил бы меня. Втихаря, раз не вышло публично повесить, и лишь
Толстяк чуть поворачивается к крыльцу, однако я останавливаю его вопросом:
– Сэр, надеюсь, это не тайна. Как далеко лежит наш путь?
– Еще до обеда мы будем на месте, – сообщает Чарльз.
Памятуя, что обед наступает не раньше пяти, то проще сказать «до вечера». Сейчас же еще не наступил полдень. Следовательно, часов пять-шесть предстоит провести в пути.
– Поместье лорда Эдуарда находится сравнительно недалеко отсюда. – Глаза толстяка смотрят на меня внимательно, словно стараются проникнуть в некую тайну.
А я думал, что нас перевезут к толстяку.
Самообладание дается мне с трудом. Вроде бы все забылось, но стоило прозвучать намеку, и память вновь нарисовала некий образ.
…Как я не выстрелил тогда? Был момент, и палец вдавливал курок, а потом…
Неужели мне вновь предстоит заглянуть в глаза, в которых, будем откровенны, вдруг захотелось утонуть?..
Я так старательно пытался забыть все это…
25
Кабанов. Искушение
– Может, мы зря дали слово, Командор? – Гранье говорит по-русски, поэтому не надо опасаться подслушивания.
Карета покачивается на ухабах. Порою ее ощутимо встряхивает, и тогда боль отдается в голове. Такое впечатление, что последствия новых ран будут сказываться еще долго. Хорошо, хоть ребра зажили и вмятин на черепе нет.
– Бежать пока смысла нет. Поймают – хуже будет. Лучше на месте осмотримся, а там решим, – машинально говорю я, а сам думаю о другом.
Думаю – не то слово. Скорее пребываю в грезах, достаточно смешных для взрослого, неоднократно битого жизнью мужика. Битого – и в прямом, и в переносном смысле.
Мне тридцать восемь лет. Примерно. После переноса счет времени был потерян, и дни рождения не совпадают с привычными датами. Да и бог с ними! Месяц туда, месяц сюда не играют большой роли. Возраст – это количество событий в жизни человека, а не обычный подсчет дней. Поэтому я наверняка много старше реальных лет.
Порою ощущаю себя едва ли не стариком, но проходит какое-то время, и молодею. На несколько дней. Мужчина не взрослеет окончательно никогда. А вот стареть при этом – стареет.
Но опыт, возраст, все отступает, словно я по-прежнему курсант, готовый терять голову из-за женских глаз и ног. Ноги показывать здесь не принято, зато глаза…
У меня есть две женщины и сын. Я не имею права их покинуть. Но все-таки воображение рисует иные картины.
Ничего пошлого. Просто хочется побыть рядом, и чтобы между нами больше не было былой враждебности. Мы же не рождались врагами. Так, обстоятельства…
Нет, похоже, встреча для меня нежелательна. И вообще: по существу, на волоске висит жизнь, а я думаю о ерунде. Как персонаж какого-нибудь дамского романа, написанного на потеху домохозяйкам или юным девицам. Но все же…