Гавань разбитых ракушек

Обычное мартовское утро обычной прохладной весны начиналось также весьма обычно. Ольга Георгиевна Панова собиралась на работу — выпила кофе со сливками, съела персиковый йогурт, сменила изумрудный шелковый халат на жемчужного цвета отутюженные брюки строгого покроя и белую блузку с круглым воротом. Сумка была собрана еще с вечера, любительница поспать по утрам терпеть не могла собираться впопыхах, крадя драгоценные утренние минуты у сна, а потому одежду и сумку готовила с вечера, как раз тогда, когда времени было предостаточно и спать, как назло, вовсе не хотелось.

Она тихо вышла в коридор, стараясь не разбудить еще не проснувшихся родителей, и критически оглядела свой плащ — вчера она старательно пыталась вывести с него пятна от мазута, оставшиеся в наследство от грязного сиденья такси, и теперь, при утреннем свете,

И тут ритм весьма обычного утра обычной прохладной весны нарушился трелью телефонного звонка. К ним никто не звонил так рано. Разве что по ошибке. Ольга торопливо схватила трубку, с сожалением и укором бросив взгляд на закрытую дверь родительской спальни. Сколько раз она говорила отцу не оставлять звонок телефона на такой громкости — такой шум разбудит даже мертвого.

— Здравствуйте, — молодой женский голос звучал вежливо и, казалось, слегка дрожал от волнения. — А Марину Владимировну можно к телефону?

— Марину Владимировну? — удивленно переспросила Ольга. — Она еще спит. Что-то срочное?

— Что? Простите, плохо слышно.

— Я спросила, что-то срочное? А то ведь час-то какой ранний, может, мне ее разбудить?

— Нет, нет, извините, — пробормотали в трубке. — Я, должно быть, напутала с разницей во времени. Извините еще раз.

Девушка торопливо попрощалась и положила трубку. Ольга почесала кончик носа. Кому могла понадобиться мама в такой ранний час? Все их знакомые прекрасно знали, что мама по вечерам задерживается в ресторане, где она работает менеджером, и рано утром ее будить не стоит. Что там пробормотала странная девушка? Что-то про разницу во времени? Ольга еще раз задумчиво потерла кончик носа, а потом, спохватившись, глянула на часы, охнула и помчалась на работу.

Работала Ольга в организации со звучным названием «Международная неправительственная организации «Здоровое поколение». Название, как и деятельность самой организации, имело весьма неясный смысл, и интерпретировать его можно было по-разному, что с успехом и практиковалось, когда того требовали обстоятельства. Ольга работала там около трех лет, и ей потребовалось не менее года, чтобы начать потихоньку понимать, что происходит. Зарабатывала она там неплохо, во всяком случае, намного лучше, чем раньше, когда работала на небольшую частную фирму по компьютерному дизайну. Ольга специализировалась во всем, что касалось связей с общественностью, в том числе создавала страницы в Интернете с информацией об организации, готовила пресс-релизы, общалась с журналистами и партнерами из министерств, предоставляя необходимую информацию и, что ценилось не меньше, выуживая ценную для организации информацию. Удавалось ей все это так хорошо, что начальство «Поколения» было просто в восторге и за какой-то год повысило тогда двадцатипятилетнюю Ольгу Панову с должности ассистентки до главы отдела информации и связей с общественностью. Произошло это так стремительно, что многие сотрудники НПО [1] завидовали с плохо скрываемыми чувствами, а Ольга подумывала о том, чтобы подать заявление на перевод на международную позицию, что повысило бы ее статус намного больше, не говоря уж о зарплате.

Панова торопливо села в такси, плюхнувшись на заднее сиденье. Потом подскочила, придирчиво проверив потрепанную обивку на предмет пятен, и, успокоившись, уселась, уставившись в окно. Таксист, слава богу, попался молчаливый. Он разглядывал остроносую девушку с тонкими чертами лица, карими глазами и короткими ореховыми волосами, отметив про себя, что взгляду девушки острый и цепкий, а выражение лица несколько нервное. Ее красиво выдающиеся скулы, правильный овал лица и тонкий нос компенсировали небольшой разрез глубоко посаженных глаз, и при взгляде на Ольгу можно было сказать, что она скорее симпатичная, чем наоборот. Пожилой таксист людей знал неплохо, скольких уже перевез — не счесть. Когда попадался пассажир с открытым лицом и легко угадываемым настроением, говорить с ним было легко. Обычно такие люди сами заводили разговор, стремясь к общению. Но когда попадались вот такие, бурлящие от собственных мыслей, но совершенно отвлеченные от происходящего сию минуту, здесь и сейчас, — таких лучше не отвлекать, все равно, кроме общих ответов, ничего не услышишь.

Ольга и правда немного нервничала. И, главное, сама не могла понять, почему. Ну, позвонила незнакомая девушка, позвонила слишком рано, ну и что? Что именно так встревожило ее в этом звонке? Чепуха какая-то. Мать, занимавшая в семье позицию практически идеальной женщины с сильным характером, вдруг показалась сбитой с толку. Именно это и настораживало больше всего.

— Чепуха какая-то, — так и заявила она Димке, программисту, работающему у нее в подчинении, являющемуся к тому же по совместительству бойфрендом. Голос ее, обычно ровно-мелодично-звонкий, словно голос ведущей концертной программы, на этот раз выдавал ее неуверенность.

— Вот не думала, что чепуховый звонок выведет меня из себя.

— А что тебе не понравилось?

Димка, почему-то награжденный Ольгой именем Димыч, невзирая на его протесты и удивление, украдкой поцеловал ее в висок, пока никто еще не появился в комнате, и включил для нее компьютер. Высокий, худой, с маленькими круглыми очками и собранными в хвост волосами, по-мальчишески симпатичный и хипповатый, Димыч был всеобщим любимцем благодаря редкому качеству — умению дружить. Димыч дружить умел и обладал даром никого не обижать, а потому его веселые синие глаза всегда излучали хорошее настроение и дружелюбие. Волнение Ольги его встревожило, но только из-за того, что у нее из-за этого могло испортиться настроение, а Панова без настроения — хуже начальницы не придумаешь.

— Во-первых — рано, — теребила кончик носа Панова. — Во-вторых — молодой голос. У мамы нет таких знакомых. Официантки из ресторана не посмеют звонить сами домой, в такую рань тем более, а других с таким молодым голосом я не знаю.

— Хочешь сказать, ты знаешь всех знакомых матери?

— Не всех, но большинство. Я хоть и стараюсь не встревать в родительские дела, но они сами мне все рассказывают, да и наблюдательность моя еще никогда меня не подводила. Мне известно все обо всех, и даже больше, чем они думают.

Несмотря на волевой характер, мать старалась не давить на Ольгу и контролировала ее ненавязчиво, что получалось не всегда удачно, но Ольга этого уже и не замечала, свыкшись с доминантой матери. Однако при этом Ольга знала практически все о жизни родителей и в основном благодаря обстановке в их семье, где все привыкли делиться друг с другом происходящим. Ольга, единственный ребенок, часто оказывалась объектом всех сердечных излияний и волей-неволей была в курсе всех событий.

— Пожалуй, больше всего мне не понравился голос. Интонации. И еще мне кажется, что я уже слышала этот голос. По-моему, она и раньше несколько раз звонила и всегда бросала трубку, не представившись, если я спрашивала, что передать.

— А я знаю, — делано-мрачным голосом произнес Димыч. — У твоей мамы двойная жизнь, и это ее второе «Я» тебе звонило.

— Юморочек у тебя, Димыч. Что-нибудь дельное бы сказал.

— Да что ты пристала к девушке? На тебя не похоже.

Ольга поморщилась. Пристала — слово-то какое, неприятное, липучее. Она не пристала. Она просто интересуется. Имеет право. Бог с ней, с девушкой. Пора работой заниматься.

Димка уселся за компьютер, изредка поглядывая на начальницу. Он прекрасно знал, что, хоть она и сделала вид, что переключилась на работу, в голове ее все равно нерешенный вопрос будет крутиться, пока не найдется ответа. Причем завести ее могла любая мелочь — дотошный ум Пановой не пропускал мимо ничего, что казалось непонятным. Димыч иногда смеялся над ней, зачем ей, мол, знать все про всех и вся, но Ольгу не изменишь. Уродилась любопытной до всего, что поделать. Скорее всего, именно это качество и помогало ей в карьерном росте. В МНО ей прочили очень скорое повышение. Будучи нанятой на национальной основе, расти ей по карьерной лестнице в рамках этого офиса было уже некуда. Деление на национальных и международных сотрудников было изобретением гуманитарных организаций и посольств. Коммерческие организации давно уже определяли положение и оклад сотрудника по его вкладу в компанию, а не по месту проживания. Гуманитарщики же до сих пор использовали такое несколько странное деление. Национальными называли тех сотрудников, которых нанимали на работу либо из жителей той страны, в которой работала НПО, либо иностранцев, но с окладом на уровне местных кадров. Тех же, кто работал в качестве международников, нанимала штаб-квартира НПО, находящаяся в Европе. При этом часть штаб-квартиры находилась в Париже, а часть — в Женеве. Ольгу мало волновало, где они находятся, главное, чтобы ее перевели на другой уровень, сделали международником, а там уж она разберется, с кем и как ей сотрудничать.