Гавана
Шрифт:
Это был кольт «миротворец» сорок пятого калибра с коротким дулом. Вороненый ствол посерел от старости, нарезка на рукоятке почти стерлась от частого употребления. Эта модель была хорошо знакома Эрлу. Казалось, она протягивала ему руку из далекого прошлого, которое сам Эрл считал безвозвратно ушедшим. Отец носил такой, когда был шерифом, а он, Эрл, десять лет каждый день чистил оружие. Если забывал, то получал хорошую трепку. Он и кольт стали единым целым. Эрл стрелял из него так часто, что перестал удивляться. Его интересовало только одно: как к револьверу относился старый маршал, который был его хозяином и прошел с ним войну тысяча восемьсот девяносто
— Суэггер, это потрясающе, — сказал русский. — Я никогда не видел вас таким счастливым.
59
Было четыре часа ночи, час Одудуа, темной хозяйки подземного мира. Согласно Santeria, Одудуа замужем за Обаталой. Обязанность мужа — созидание, обязанность жены — разрушение. Как можно себе представить, брак у них не слишком счастливый. Поэтому она и бродит по ночам, решая, кого следует забрать.
Мужчины сидят в придорожном кафе, освещенном оранжевым заревом «Шанхая», пьют кофе и курят, не чувствуя приближения Одудуа. Они не верят ни в нее, ни в религию, которая ее породила (смесь католицизма и африканского пантеизма), а потому считают, что им ничто не грозит. Может быть, они правы, а может, и нет. Этот вечер откроет им глаза.
Капитан Латавистада, положив ноги на спинку стула, курит длинную сигару. Он очень доволен собой. Он обожает пытки, разрушение и смерть и считает их опорой государства. Сегодня вечером он исполнил свой долг и надеется исполнить его еще много-много раз. Он чувствует себя свежим и бодрым, у него точный и острый глаз. Он любит воевать и надеется, что сегодня ночью повоюет еще. Кофе сладкий, и это добавляет ему сил. Рядом с ним стоит на сошке грозный мексиканский семимиллиметровый ручной пулемет «мендоса». Он заряжен и готов к бою, снят с предохранителя. Сегодня ночью капитан надеется снова пустить его в ход; новизна «мендосы» ему еще не приелась. При мысли об этом Латавистаде хочется петь.
Напротив сидит злой и мрачный Фрэнки Карабин. Его крысиные глазки бегают туда-сюда. Он снял свои темные очки. Он пьет пиво. Узел его черного галстука туго затянут. На нем кожаные перчатки и «федора» с узкими полями. Пиджак застегнут на все три пуговицы. В наплечных кобурах под каждой подмышкой лежат кольты сорок пятого калибра. На колене покоится автоматический пистолет «стар». «Стар» тоже заряжен, снят с предохранителя и готов к немедленной стрельбе. Фрэнки пьет пиво, но оно не притупляет его обостренной чувствительности. Он готов. Сейчас это случится. Черт побери, этот тип, этот малый, как его там... наверняка услышит, что они сделали с его подружкой.
Сейчас они ждут, и люди освободили им место из уважения к закону и порядку. Хотя уже поздно, но улица Санха не пустует. Тут и там маячат проститутки, по улице бродят гринго, еще не осмелевшие
Поэтому сегодня ночью на улице Санха так многолюдно. Где-то уличный оркестр играет мамбо, одна женщина смеется, другая плачет. То и дело вспыхивает поножовщина; сутенеры бьют непокорных; проститутки и их потенциальные клиенты приглядываются друг к другу перед тем, как начать ритуал торговли; матросы пьют; капитан и его дружок пьют и ждут, а индеец-капрал, который у них на подхвате, молча сидит за соседним столиком и ждет, как верный слуга. Все они ждут человека, который был бы дураком, если бы осмелился противостоять такой силе, и все же они верят, что он придет. Еще до рассвета.
Одудуа тоже здесь. И тоже ждет. Никто не видит ее, потому что она никогда не принимает телесную форму. Но она здесь. Богиня знает, что сегодняшняя ночь благоприятна для нее; сегодня она заберет в свое подземное царство многих, и это случится за несколько минут до рассвета.
Эрл рвет и мечет. Нет, это не гнев с его неряшливостью, спешкой, словесными оскорблениями, способностью внезапно утихать или исчезать вовсе. Скорее концентрация. Он доподлинно знает, как это будет: короткая отчаянная схватка на близкой дистанции. Победит тот, кто выстрелит первым. Плюсами будут смелость и ловкость в обращении с оружием, но победа достанется тому, кто окажется ближе и быстрее.
Окрестности ему известны: он изучал их из окна квартиры Эсмеральды долгих два дня, поскольку больше заняться было нечем. Он уверен, что идти по Санха глупо. Так поступил бы только какой-нибудь чертов благородный ковбой в представлении голливудского сценариста. Нет, нужно проникнуть в «Бамбу» с черного хода, пройти через кухню, подобраться вплотную и начать стрелять. Сначала всадить каждому по пуле в живот, потом в грудь — этого должно хватить. Если будет время и не придется уносить ноги, дополнительно выстрелить каждому в глаз, в рот или в ухо и вышибить мозги. Желательно в упор.
Суэггер не испытывает особого страха. Подобная работа ему не в новинку. Он убивал в разных местах, разными способами и знает, что делает это неплохо. Переживать Эрл начинает только потом, но во время операции не испытывает ни сожалений, ни страха и стремится поскорее закончить дело. Его ум узок, как тоннель, и так же темен. Он думает только о технике и тактике убийства; ничего другого в его мозгу нет. Сын, жена, история, отец, мать, секс, деньги — все забыто напрочь. Он готов к убийству.
Он идет к Санха в обход, пробираясь сквозь толпу. К черному ходу «Бамбу» ведет темный переулок. Эрл изучает задний двор и видит дверь рядом с контейнерами для мусора. Там дежурит коп. Ага, мальчики не хотят, чтобы их застали врасплох. Эрл снова выходит на улицу, находит проститутку и хватает ее в охапку. Она смотрит на него со страхом. Он кладет ее руку на кобуру с кольтом, бросает на девушку грозный взгляд, и та понимает, что лучше подчиниться. Подобное обращение невежливо, но Эрлу на это наплевать. Он обнимает ее, шепчет: «Я пьяный!» и начинает покачиваться.