Гавайская петля
Шрифт:
– Вот она – идеальная схема мотивации персонала! – взвыл Кошкин. – Не верю своим ушам! Получим премию – двадцать тысяч рублей! Да их моей вдове даже на перекладину для надгробного креста не хватит! Павел Игоревич, вы просто не отдаете себе отчет, что собираетесь забраться в царство Аида, из которого нет выхода!
– Выход будет, – возразил Туманов. – Обещаю. Не все так сложно, как кажется. Свяжитесь с Шандыриным, пусть поразмыслит, пока есть время. Даст добро – тогда вперед. Не даст – не буду до вас домогаться.
– Вот черт, – скис Ордынкин. – Не понимаю, Павел Игоревич, откуда у вас такая патологическая страсть к Вердису. Что он вам сделал?
– Рассказать? – разозлился Туманов.
И рассказал. Не все и не так, но в целом сюжетную канву сохранил.
– Охренеть, – ахнул Кошкин. – Да вы у нас запрограммированный киборг!
– Восставший киборг, – поправил Ордынкин. – Ох и пугаете вы нас, Павел Игоревич. Хлебнем мы с вами, боже мой, мне уже заранее себя жалко…
– Да нормальный я, – отрубил Туманов. – Звоните Шандырину. Скажите, образовалась уникальная возможность, все такое. А свои документы, что вы работаете в Интерполе, можете не брать. Другими обеспечим. Да поймите вы, парни, – он начал окончательно терять терпение, – только так вы сможете реабилитироваться в глазах спецслужб всего мира. А вычислят нас – сенатор не даст нас закопать. Зачем ему ссориться с Интерполом? Объясним, что прибыли на вечеринку не по его душу, а ровным счетом наоборот – спасти. Неужели не найдем общий язык? Америкосы тупые, кто бы спорил, но ведь не может быть сенатор США совершенно безмозглым? А куда вам еще идти? В гостиницу? Да вас оттуда быстро извлекут – полиция, парни Крэйга, кто там еще?
– Вот попали, – схватился за голову Кошкин.
– Звоните Шандырину, – заключил Туманов, забрался в машину и начал рыться в поисках аптечки. Если не найдется анальгин, он просто подохнет в этом чистом тропическом поле.
– Глухомань какая, – прошептал Ордынкин, поводя носом. – Мужики, может, я в машине посижу, пока не началось? И то хоть меньше дадут.
– Не будь клизмой, – зашипел на него Кошкин. – Раз уж взялись за этот гуж… Самого ломает знаешь как?
Туманов втихомолку посмеивался. Он был спокоен, как удав. Все сомнения положил на лопатки, дух авантюризма играл в нем. Они пересекли мощенную гравием аллейку, присели в кустах. Луна в эту ночь была какая-то нереальная, громадная, лимонно-желтая, светила, как ненормальный прожектор. В лунном свете мерцали огромные пальмы, заросли тропической акации, азалии, роскошные кусты олеандров. И снова этот приторный цветочный запах – он был повсюду, от него можно было спрятаться только в противогазе. Царила мертвая тишина. Ни людей, ни собак. Даже пение цикад было каким-то приглушенным – казалось, что слушаешь его, сидя в банке. Фигурными горками возвышались крыши соседствующих особняков – островерхие, круглые, одна была даже вогнутая. Улочка Оркидз-роуд в крохотном морском Каяки мирно спала. Злоумышленники пролезли через кустарник, припали к ограде, набранной из вертикальных прутьев. Кусты с внутренней стороны росли беспросветной стеной, разглядеть что-то было невозможно.
– Ненавижу это делать, – пожаловался Ордынкин. – До дрожи в коленках ненавижу.
– А я уже начал вживаться, – глухо отозвался Кошкин. – Глядишь, и разогреемся. Вот только, Павел Игоревич, давайте договоримся – без мокрых дел, хорошо? Мы вроде как официальные лица, лицензиями на убийство по младости лет не владеем.
– Вы можете помолчать хоть минутку? – не выдержал Туманов. – Ну базарные бабы, ей-богу. Что у нас с оградой?
– Да разве это ограда? – фыркнул Кошкин. – Не сталь, не чугун, а легкий сплав, диаметр меньше сантиметра. Серега, давай, нажми с того конца, а я с этого…
Раздвинуть прутья оказалось несложно. Ночные гости пролезли на территорию особняка, Туманов стянул прутья обратно – хватило и одной «лошадиной силы». Три фигуры на цыпочках пробежали по дорожке, мимо душистого сада, мимо бассейна, дно которого было выстлано мозаичной плиткой и в лунном свете красиво переливалось. Временное жилье российского предпринимателя на первый взгляд выглядело так себе – типичная латиноамериканская гасиенда из старого мыльного сериала. Одноэтажное непретенциозное строение с плоской горизонтальной крышей и узким проходом во внутренний двор. Фундамент заслоняли цветочные клумбы, окна изнутри закрыты на ставни. Стены и прямоугольные пилястры украшали вьющиеся растения. Наружное крыльцо – длинное, с навесом, опирающимся на столбы, – переходило в гравийную дорожку с мирно спящим «Лексусом». За лобовым стеклом периодически загоралась голубоватая диодная лампочка.
Особо не фантазировали, Туманов пнул по колесу, взвыла сигнализация. Успели досчитать до десяти, вспыхнул свет на веранде, хлопнула дверь, раздался решительный топот, и с крыльца спрыгнул подтянутый мужчина в брюках, расстегнутой рубахе. Грудную клетку обвивала сбруя кобуры. Привычным движением он выхватил стильный австрийский «Глок-17», внимательно осмотрелся. Выключил при помощи брелка сигнализацию, обошел вокруг машины, забрался внутрь, осмотрел салон. А когда распрямился, перед ним уже стоял Туманов. Ударил в солнечное сплетение – без преамбул, особо не размышляя на общечеловеческие темы. Телохранитель захлебнулся, выронил пистолет. Кошкин затопал по крыльцу – расширять захваченный плацдарм. Ордынкин уже отирался у двери, услужливо распахнул ее перед коллегой, согнулся в шутовском поклоне:
– Прошу вас, сэр.
– Спасибо, вы так предупредительны…
Туманов ударил еще раз – в глаз. Подхватил под мышки обмякшее тело и, пятясь, выворачивая голову почти на сто восемьдесят градусов, потащил пострадавшего в дом. Пристроил под входную дверь на коврике, заперся на засов.
У второго телохранителя отлично работал оборонительный инстинкт. Он вылетел из бокового ответвления, прыжком принял стойку, выпучил глаза, направил на Туманова пистолет. Мог и пальнуть, не похлопай его Кошкин по плечу. Тот резко обернулся, пистолет сменил владельца, и бодигард взвыл, когда его рука чуть не вывернулась из сустава. Ордынкин толкнул его на Туманова, тот принял в свои заботливые объятия, врезал в глаз, подхватил под мышки…
На шум объявился еще один мужчина – среднего роста, в очках, по пояс обнаженный, с гладко выбритой головой. Оружия у него не было, и Туманов как-то постеснялся распускать руки. Мужчина был страшно бледен, он чуть не задыхался от страха.
– Доброй ночи, – вежливо поздоровался Туманов. – Всячески извиняемся за беспокойство. Артур Кириллович?
– Нет, – резко дернул головой обитатель фазенды, – Алексей Михайлович…
– Надо же, – удивился Туманов. – Оказывается, вы – это я… А где же у нас изволит почивать Артур Кириллович?
– Там, – сбитый с толку мужчина показал на дверь в глубине коридора, – он не спит… В спортзале…
– Ночью? – на всякий случай уточнил Туманов.
– Уже утро… Артур Кириллович рано встает…
Действительно утро – Туманов посмотрел на часы. Практически четыре утра. Надо же, попали в компанию чудаков…
– Да ладно вам лясы точить, успеете еще наболтаться, – проворчал входящий во вкус Ордынкин и смачно врезал Сбруеву под дых. Туманов подхватил под мышки обмякшее тело…
В спортзале была хорошая звукоизоляция. Неудивительно, что находящийся там человек не слышал шума в доме. Он сидел в расписном китайском халате в позе лотоса на полу между тренажерами и усиленно медитировал – избавлялся от негативной энергии. Туманов подошел на цыпочках, хотел отвесить затрещину, но постеснялся, покосился на застывших в проеме соучастников с вытянутыми от изумления физиономиями, обошел человека и сел на корточки.
Тот поднял голову и спокойно посмотрел ему в глаза. Потом вздохнул, и на лице мелькнул оттенок раздражения. Действительно, выдавать себя за такого субъекта было бы верхом наглости. Вокруг Темницкого буквально витал ореол аристократической чистокровности. Высокий, выше Туманова, вероятно, на полголовы, с ухоженными руками, холеным загорелым лицом, пронзительными голубыми глазами. «Римский бог какой-то, – недовольно подумал Туманов. – Могли бы и попроще что-нибудь придумать. Можно представить, сколько в этом экземпляре апломба, высокомерия и спеси». Предприниматель не менялся ни в позе, ни в лице.