Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— У тебя пороховница есть? — обратился Сечний к раненому.
Тот покачал головой и виновато опустил глаза.
— Открылась, когда огородом полз, и высыпался порох.
Наступило длительное молчание.
— Не зацепись я за тын — бежал бы в поле, — тоскливо вымолвил Остап. — Мимо меня конь без всадника проскакал… Поводья по земле тянулись… Ишь, ирод, кудою лезет! — Остап выстрелил в жолнера, промахнулся и злобно выругался. — Не выйти нам из этого тризниша.
— Смотрите, ещё солдаты! — крикнул Сечний.
Все бросились к окну.
— Одежа какая-то непонятная, — промолвил Роман. — Глядите, мундиры зеленые, а у среднего по мундиру шитье серебряное.
— Братцы, так это же русские солдаты! — выкрикнул Сечний. — Средний — офицер. Только куда они идут?
— Не видишь куда — к жолнерам, — хмуро обронил Остап. — Помогать им.
— Не может быть! Я выбегу к ним, — сказал Роман и вскочил на окно.
Сечний в испуге схватил его за полу.
— Я тоже не верю, чтобы москали в нас стреляли. Только на всякий случай лучше подождать.
Офицер и двое солдат свернули за угол, где должны были быть жолнеры.
В тяжелом молчании проходили минуты. Все четверо напряженно всматривались в улочку, где исчезли солдаты. Никто не проронил ни слова. Наконец из-за угла снова появился офицер и солдаты. Офицер на мгновение обернулся, что-то сказал в улочку. Потом поднял руку — Роману показалось, будто он погрозил пальцем, — и медленно пошел прямо к гайдамакам. Когда офицер и солдаты подошли ближе, один солдат снял с плеча карабин и помахал им. Только теперь Роман заметил: на конце штыка болтался обрывок белого платка.
Роман, Сечний и Остап, словно по уговору, разом кинулись к дверям. Разметав бревна и доски, они вышли из хаты. Только раненый гайдамак остался в дверях, держа в руке пистолет.
Офицер и солдаты были уже рядом. Они остановились, офицер с любопытством посмотрел на гайдамаков и заговорил тихим голосом:
— Мой отряд находится в этом селе. Я запрещаю в нашем присутствии вести бой. Идите, в вас стрелять никто не будет.
Роман, Сечний и Остап переглядывались, не зная, верить ли словам офицера.
— Идите, не бойтесь, — глядя большими ласковыми глазами, сказал солдат, на штыке которого висел белый платок. — Ваше благородие, разрешите, я их провожу?
Офицер кивнул головой и в сопровождении другого солдата пошел прочь.
— Пойдем отсюда, — промолвил Сечний, шагая тропинкой по меже.
Гайдамаки быстро, ещё до конца не веря в своё спасение, зашагали в огород. Солдат шел сзади.
— Можете идти спокойно, жолнеры не погонятся за вами. Наш капитан сказал им, что если они попробуют возобновить бой, он прикажет перестрелять весь их отряд.
Сечний замедлил шаги и, поравнявшись с солдатом, пошел рядом.
— Кого нам благодарить? Кто вы такие?
— Русских солдат благодарите. Мы всем отрядом просили капитана заступиться за вас. Капитан у нас добрый. Мы приехали вербовать казаков в пикинерию. Остановились в селе на день и слышим — стрельба. Капитан и говорит мне: «Пойди узнай, что там». Пришел я, взглянул — лежат за плетнем польские жолнеры, наверное конфедераты, и стреляют по хате. Спрашиваю, в кого стреляете? «Хлопы, — говорит, — там засели». Закурить у вас нету? — вдруг прервал рассказ солдат.
Они уже вышли с огородов. Под молоденькой березкой остановились. Роман вынул кисет. Солдат набил трубку, с наслаждением затянулся крепким дымом.
— Хороший табачок! Давно курил такой, ещё у себя дома… Нет, брешу, когдато один гончар угощал. В гости меня приглашал в село… Мельниковку. Не с вами он, случайно, — Неживым мне назвался?
— Неживой, Семен? — вместе воскликнули Роман и Сечний.
— Семен.
— Начальник отряда он.
Остап не слушал разговора. Он всё время испуганно оглядывался. Солдат заметил это.
— Идите, я буду возвращаться. Поклон передавайте Семену, скажите, кланялся ему Василь Озеров. Если есть, дайте еще табаку на трубку.
Роман развязал кисет, но сразу же снова затянул его и протянул солдату:
— На память.
Солдат взял кисет, повертел его, но, заметив шитую шелком надпись, прочитал: «Оце тому козаченьку, що вірно любила», протянул кисет назад.
— Подарок от девушки…
Роману самому стало жаль кисета, вспомнил, с каким трудом выпросил его у Гали. Но он колебался только какой-то миг.
— Возьми, она мне ещё десять подарит. Скажу — и всё. — Роман говорил с такой убедительностью, что солдат согласился.
Он спрятал кисет и протянул руку.
— Прощайте, поклон не забудьте передать, памятный у нас тогда с Семеном разговор вышел, прямо вещий.
Роман хотел пожать руку и вдруг обнял Озерова, крепко поцеловал его в губы.
— Спасибо, брат, спасибо за всё.
Когда гайдамаки проходили берегом мимо опрокинутого вверх дном челна, в нескольких шагах от них послышался всплеск, зашуршал камыш. Все схватились за ружья. Остап оглянулся на солдат. Те были далеко. Он хотел позвать их, но так и застыл с поднятой рукой. Из камышей, весь в грязи, в рыжей камышовой пыльце, вышел Микола.
— Ты?
— А то кто же? По голосу вас узнал. — Микола далеко в камыши забросил толстый дрюк, вытер рукавом лицо. — Слышу: бахают и бахают в селе. Думаю, меня ищут. Притаился в камышах и, как цапля, стою попеременно на одной ноге. «Ну, — мыслю, — пусть подойдет хоть один. Больше я вам не попадусь». Они послали нас с Карым карету вытаскивать. А Карый? Не видели?..
Никто не ответил. Но Микола понял и так. По лицам, по глазам. Тихо снял шапку, перекрестился на восток.
Глава четвертая