Газета День Литературы # 115 (2006 3)
Шрифт:
…Ну, вот тебя печатает напропалую престижная "Литературка" и вот посмотрим, до чего ты допечатался там?
Скользя, шепнула мне змея:
"У каждого судьба своя…"
Но я-то знал, что так нельзя
Жить, извиваясь и скользя.
Тебя по твоей безупречности печатали
Ты славил во всё горло радости советской жизни, а теперь, изобразив эту жизнь в виде поезда, вон что сочинил:
Смотрите, каков человек! —
Продержаться три четверти века
И протиснуться в следующий век.
Какие три четверти века? 75 советских лет. И всё-то это время уделом советского человека было лишь бы "продержаться" хотя бы даже —
Возле двери дрожать в холода…
На подножке висеть иногда.
Уж не с себя ли картину рисовал? Не сам ли дрожал со своими премиями за пазухой, не сам ли висел, побрякивая орденами?
Но с чего ты ещё взял, что Асадова не печатали "престижные" (словцо-то, говорю, какое в устах поэта!) журналы? Его печатали, например, "Огонёк", "Молодая гвардия", "Знамя"… Это не престижно? А названные выше книги все вышли в нашем самом авторитетном издательстве "Художественная литература". Как же можно так врать на покойника!
Но критик неутомим: "Совершенно очевидно(?), что для читателей Асадова не существует вопроса: как написано? Только что! О чём! Критерий художественности, как таковой, вообще отсутствует, они о ней даже не слыхали". Маэстро, огромное большинство читателей в мире тоже ничего не слыхали о помянутом критерии как таковом, но плачут и смеются над страницами многих книг или выбрасывают их прочь. Недавно, проходя мимо поселковой свалки в Красновидове, я видел книгу "Песнь о часовых".
Приступая к самим стихам Асадова, маэстро пишет, что в них "сюжеты на все случаи жизни: любовь, дружба, разочарования, измены, ошибки, обманы, прощения…" Прощу извинить за бестактность, но еще в Литинституте нам с тобой объяснили, что это не сюжеты, а темы: тема любви, тема дружбы, тема измены и т.д.
Дальше еще большая путаница. С одной стороны, автор заявляет, что темы у Асадова никак не развиваются, а "лишь заявлены". Но тут же пишет, что в его стихах есть нечто "сугубо фирменное (!): вывод, призыв, рецепт, рекомендация". Как же это возможно, если "фирма" не позаботилась хотя бы о минимальном движении, развитии темы? Да и так ли уж непростительно то, в чем Ваншенкин корит Асадова? Например, разве это у классиков не вывод, не рекомендация? —
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
А это разве не призыв? —
Сквозь
Ножку дивную продень.
Да ведь и сам же не чуждается всего этого. Так, в стихотворении "Дознание" он выписал мудрый рецепт энтузиастам "нелегальной любви" (как увидим, любимая тема!): "Не встречайтесь в домах…" Почему? А потому, что уходя, можно забыть "в блюдце след сигареты и другие приметы" свидания. Это опасно. Обманутый муж или обманутая жена могут обнаружить улики и учинить суд. Что же делать? Рецепт таков:
Только встреча в саду
Не оставит суду
Подходящей улики…
Словом, безопасней всего предаваться нелегальной любви на пленэре.
В свете этих фактов мировой поэзии так ли уж виновен был Асадов?
Да, но и это не все, продолжает свои разоблачения Ваншенкин: кроме того, у Асадова "всё страшно длинно. Как сериал. А ведь это и есть сериал. Почему у нас так любят пресловутые мыльные оперы? Они — как асадовские стихи". Он, надо думать, и привил любовь к мыльным операм. Что ж ты при жизни ему это не сказал?
Впрочем, может, иные стихотворения Асадова действительно длинны. Но кто без греха! Вот, например, стихотворение Ваншенкина "Айсберг". В нем 36 строк. Вроде, не так уж это и много, но мне оно представляется явно длинноватым. Тем более что, шагая по строчкам, то и дело спотыкаешься: "я спал мальчишкой"… "нас подняли стремглав"… "айсберг был в поре расцвета"… "берег брезжит в моряке"… Ну кто ж так говорит!
Однако "страшно длинными" бывают не только отдельные стихи, но порой и отдельные подборки их. Вот, скажем, публикация в "Литературке" опять же самого Ваншенкина "Короткий сон". Ничего себе короткий — целая полоса, 60 с лишним стихотворений. Спустя недолгое время там же — "Анфилада". Опять полоса, больше 40 стихотворений. А до этого ещё была полосная подборка "Поступок" — около 60 шедевров. Всего это больше 160-ти стихотворений, свыше 1500 строк.
Но главное, конечно, не вороха. Главное — мелкотемье, брюзжание то с мемуарным, то с литературным, то с сексуальным уклоном. О мелкотемье говорят уже сами заголовки: "Пляж", "Попытка загара", "Украшение", "Тротуар", "Витрина", "Снежинки", "Эркер"…
Я в эркере, оконном фонаре,
Люблю стоять…
Ну и стой. Мне-то какое дело.
Или вот стишок "Ночью на кухне". Что за событие там произошло? Да плохо кран закрыли, и капает вода, спать старику не даёт. Он поднялся, закрутил как надо. Вот и всё.
А еще стихи о старости, болезни, лекарствах, диагнозах, госпитале: "Старый пилот", "Старая актриса", "Старый вальсок", "Стограммовый шкалик на троих"…", "Капли Вотчила", "Отрицательная динамика", "В реанимации"…