Газета День Литературы # 137 (2008 1)

День Литературы Газета

Происходило это оттого, что отношение мастеров и народа к искусству на Западе совершенно иное, чем в России. Большинство американцев и европейцев воспринимают творческую деятельность как хобби, как увлечение в свободное от работы время, которым можно заняться при условии, что ты неплохо обеспечен материально и не имеешь серьёзных бытовых проблем. Или творчество представляет собой для них обычную работу, за которую они получают приличные деньги и потому обязаны выполнять её на уровне. По этой причине наиболее прогрессивной ветвью западной литературы, на мой взгляд, является интеллектуальная поэзия и проза. Только вот можно ли, не мудрствуя лукаво, назвать прогрессивной литературой произведения, написанные холодным сердцем, созданные исключительно ради причудливой формы, а не глубокого содержания, трогающего даже самые каменные души?..

В начале этой статьи я сравнивал Высоцкого с Бетховеном. От этого сравнения я не отказываюсь и теперь: разумеется, и на Западе есть гении в моём понимании

этого слова. Взять хотя бы того же Эрнеста Хемингуэя, Джека Лондона, Ганса Христиана Андерсена, Ромена Роллана… Просто там таких людей единицы, а у нас, в русской культурной традиции, жизнь и творчество были прочно и неразрывно спаяны воедино для всех великих людей, будь то писатели, композиторы, художники, кинорежиссёры или актёры; между двумя этими широкими понятиями — "жизнь" и "творчество" — русские деятели культуры не проводили по-западному чётких границ. Представители русской культуры творили, как правило, потому, что не могли иначе, что в их сердцах и душах была неизбывная, колоссальная потребность донести свою правду до народа. Вспомним Достоевского, Есенина, Твардовского, Белова, Распутина, Примерова, Тряпкина, Шукшина… Насколько неприхотливыми были их материальные условия, условия труда! Я уже не говорю о Шаламове и Солженицыне, создававшими свои лучшие произведения вообще в невыносимой, нечеловеческой атмосфере. И тем не менее, они истово работали над своим талантом, не жалея себя, выбиваясь из сил, нередко уделяя сну по три-четыре часа в сутки, чтобы только поделиться с миллионами читателей своим давно выстраданным, но невыплаканным, наболевшим…

Точно так же, на износ, "на разрыв аорты", как метко выразился литературовед Игорь Сухих, ради миллионов советских людей жил и работал Владимир Высоцкий. Ради них он и умер — умер героически, подобно горьковскому Данко, резким движением вырвав из груди своё пылкое горящее сердце и осветив его пламенным сиянием сказочный, возвышающий душу путь выходцам из народа. Этот великий и многотрудный путь вёл от постного мещанства и убогой обывательщины к героическому и драматическому самосовершенствованию на пределе человеческих возможностей. Так что в очередной раз согласимся с Вячеславом Клыковым, назвавшим поэта Высоцкого русским национальным героем — воистину правдивы его слова.

Известный писатель Юрий Трифонов в своей статье "О Владимире Высоцком" подчёркивал: "По своим человеческим качествам и в своём творчестве он был очень русским (выделено Трифоновым. — Д.К.) человеком. Он выражал то, что в русском языке я даже не подберу нужного слова, но немцы называют это "менталитет". Так вот — менталитет русского народа он выражал, пожалуй, как никто. Причём он касался глубин, иногда уходящих очень далеко, даже в блатную жизнь, к криминальным слоям. И всё это было спаяно вместе: и пограничники, и космонавты, и чиновники, и рабочие, и блатные — всё это была картина России". Согласимся и с автором "Дома на набережной": исконно русский характер гения Высоцкого и впрямь проявляется очень пёстро и ярко. И не только в том, что бард талантливо и многогранно отражал картину народной жизни того времени, в котором жил.

Яркие проявления русского гения Владимира Высоцкого начинаются с простоватой и скромной внешности поэта, о которой с чувством сказал столько тёплых слов Вячеслав Михайлович Клыков и к которой действительно чувствуешь необъяснимое громадное доверие. Русский гений Владимира Высоцкого виден и в феноменальной ра- ботоспособности и самоотдаче певца.

Как он трудился! С какой неистовой, яростной одержимостью! Мама актёра Нина Максимовна вспоминала в журнале "Огонёк": "Писал Володя в основном ночью. Это вошло у него в привычку давно, с юности… Я старалась у него не оставаться ночевать, потому что он почти до самого утра беспокойно ходил по квартире с карандашиком, "вышагивал" рифму. Раньше четырёх не ложился. А к десяти надо было спешить на репетицию в театр. Утром я иногда приходила и будила его, он спрашивал, который час, я отвечала: без пяти девять. О, говорил он, так я могу ещё пять минут спать. И тут же засыпал.

Вообще-то он считал, что сон — это пустая трата времени. Его любимая поговорка была: "Надо робить!" Конечно, такая чрезмерная нагрузка его подкосила. Я не один раз предупреждала: "Володя, так нельзя, ты упадёшь""

Непрерывную энергичную работу Высоцкого над своим поэтическим даром вопреки любым сдерживающим обстоятельствам отмечают и его отец Семён Владимирович в воспоминаниях с грустным щемящим названием "Таким был наш сын", и Марина Влади в знаменитой книге "Владимир, или Прерванный полёт". А известный актёр театра на Таганке Валерий Золотухин и вовсе свидетельствует о своём лучшем друге: "Он жил, как перегретый котёл, который с неизбежностью должен был взорваться". И, переполненный эмоциями, рассказывает о том, как трудно на самом деле давались Владимиру Высоцкому собственные песни: "Я же знаю, как он работал над стихом. Для него каждая удачная рифма — была событием. Он часами пел одну и ту же песню почти без слов, подбирая слова". Кто бы мог поверить в слова Золотухина, слушая такие простые, настоящие, потрясающе близкие каждому из нас, удивительно гладко и ровно зарифмованные,

народные песни Высоцкого? Поневоле вспоминаются слова Льва Толстого о поэтическом наследии Пушкина: "Мы читаем у Пушкина стихи такие гладкие, такие простые, и нам кажется, что у него так и вылилось это в такую форму. А нам не видно, сколько он употребил труда для того, чтобы вышло так просто и гладко". Просто Высоцкий прекрасно понимал, сердцем чувствовал: песни, написанные с кондачка, на скоростях, влёгкую, народ, тонко чувствующий любую фальшь в искусстве, категорически и безжалостно отвергнет. Для того чтобы слушатели приняли и полюбили песни творца, истинный творец должен вложить в них глубинную, сокровенную правду — правду реальной жизни. И эта подчас горькая и мучительно тяжёлая народная правда насквозь пронизывает песенное творчество поэта.

Впрочем, русский гений Владимира Высоцкого жил не только в стихах и песнях советского барда, но и в кинокартинах и спектаклях с его участием. Так, например, главный редактор "Нашего современника" Станислав Куняев, по сути отказывая актёру в уникальном поэтическом даровании, полагает, что несомненный талант Высоцкого заключается в его блистательной актёрской игре, в том, что он мастерски и необычайно эмоционально показывал "крупный русский характер". И действительно — разве есенинский Хлопуша или говорухинский Жеглов не относятся к таким подлинно русским характерам? Как верно заметил в беседе со Станиславом Юрьевичем Владимир Бондаренко, "В книге "Эра милосердия" братьев Вайнеров Жеглов — отрицательный тип, сталинист, участник репрессий. А Высоцкий своим Жегловым явно переиграл начисто интеллигентного следователя-гуманиста. И народ полюбил именно такого Жеглова". Спорить тут не с чем.

Да и Гамлет Высоцкого — его главная актёрская роль — тоже принадлежит, разумеется, к категории крупных русских характеров. Утверждение Валерия Золотухина относительно того, что "в "Гамлете" Высоцкий играл себя самого, поэта Высоцкого с его судьбой", абсолютно справедливо. Не случайно в 1972 году гениальный бард написал великолепное, во многом автобиографическое стихотворение "Мой Гамлет", которое открывалось такими строфами:

Я только малость объясню в стихе —На всё я не имею полномочий…Я был зачат, как нужно, во грехе —В поту и нервах первой брачной ночи.Я знал, что, отрываясь от земли, —Чем выше мы, тем жёстче и суровей;Я шёл спокойно прямо в королиИ вёл себя наследным принцем крови.Я знал — всё будет так, как я хочу,Я не бывал внакладе и в уроне,Мои друзья по школе и мечуСлужили мне, как их отцы — короне.Не думал я над тем, что говорю,И с лёгкостью бросал слова на ветер, —Мне верили и так как главарюВсе высокопоставленные дети…

Мне думается, речь в этом завораживающем своей искренностью монологе идёт не только о многотрудном жизненном пути самого автора стихотворения, но и о нелёгкой участи любого истинно творческого и талантливого человека в России, вынужденного встать на путь открытого и отчаянного бунта против окружающего его непонимания и равнодушия, дабы отстоять право на свою точку зрения, свои великие идеи.

Пугались нас ночные сторожа,Как оспою, болело время нами.Я спал на кожах, мясо ел с ножаИ злую лошадь мучил стременами.Я знал — мне будет сказано: "Царуй!"Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег…

Да, так оно и есть. Драматическая судьба русского гения в до боли любимой Высоцким Роcсии… В 1974 году, незадолго до своей смерти, Василий Макарович Шукшин, как известно, сказал: "Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту". Все эти качества у поэта Владимира Высоцкого, несомненно, были. Он был честен и мужественен, и этим бард очень напоминает мне героев произведений Максима Горького — Фому Гордеева, Данко, Челкаша. Недаром полковник Семён Владимирович Высоцкий подробно останавливается на этих исключительно важных чертах характера сына: "Я прошёл войну, всякое видел. И могу сказать, что сын был храбрее меня, своего отца. И храбрее, и мужественнее многих. Почему? Да потому, что и я, и все мы видели и недостатки, и несправедливость, и чванство людей, нередко высокопоставленных. Но молчали. Если и говорили, то только в застолье да в коридорах между собой. А он не боялся сказать об этом всем. И не с надрывом, а на пределе голоса и сердца. Внешний эффект, поза не были присущи поэту, певцу и артисту Высоцкому — главным в своей жизни и своём творчестве он считал честность и мужество".