Газета "Своими Именами" №22 от 29.05.2012
Шрифт:
Впрочем, упрекать одних только сотрудников Крымского НКВД в разгуле немецкого шпионажа в Севастополе было бы несправедливо. Кроме них в городе и его окрестностях действовало несколько сот сотрудников контрразведки (особых отделов) Приморской армии и Черноморского флота.
В ходе обороны Севастополя 1941–1942 годов, несмотря на значительность занимаемой им должности, Каранадзе не оставил никаких внешне заметных следов своего участия в ней. Его фамилия ни разу не была упомянута ни в воспоминаниях других руководителей обороны города, ни в исторической литературе, посвященной данному событию
Лично я впервые узнал о нем, только поступив
Да, когда лучшего кореша и покровителя Каранадзе Лаврентия Павловича Берию объявили врагом народа, его дружок не нашел ничего лучшего, чем по совковой традиции откреститься от своего опального шефа даже в такой мелочи, как его личная подпись на вышедшем к тому времени и употребления служебном удостоверении.
Я не люблю придуманного советскими диссидентами в 70-е годы прошлого века слова «совок», но, к сожалению, только его можно использовать для краткого и емкого определения деловых и личных качеств очень многих представителей советской партийно-государственной элиты, выходцы из которой находятся у власти и в настоящее время.
Но вернемся к вопросу о вкладе Каранадзе в оборону Севастополя. Если этот вклад и был, то он оказался весьма своеобразным, если не сказать более.
Как я уже отмечал, скопившиеся в Севастополе в ноябре 1941 – июне 1942 года несколько сот офицеров госбезопасности и милиции из территориальных подразделений и центрального аппарата Крымской АССР во главе с Каранадзе особенными профессиональными успехами не блистали.
И все их участие во второй обороне Севастополя могло бы навсегда остаться неинтересным для историков, если бы не два крупных и вопиющих провала, которые, правда, так и остались неизвестными и казенной советской исторической науке, но всплыли на поверхность в конце 90-х годов ХХ века.
Первое – это то, что после падения Севастополя на Кавказ с мыса Херсонес из примерно трехсот-четырехсот сотрудников крымского НКВД были вывезены Каранадзе, его первый заместитель Смирнов и еще пара-тройка заместителей и помощников крымского наркома внутренних дел. Остальные, оставшиеся на мысе Херсонес, либо застрелились, либо погибли в боях, либо были расстреляны, попав в плен. Такой случай массовой гибели сотрудников территориального подразделения внутренних дел областного уровня стал беспрецедентным событием в истории Великой Отечественной войны.
Второй, еще более вопиющий провал, заключался в том, что днем 1 июля 1942 года в захваченный немецкими армейскими частями Севастополь вошла команда 647 тайной полевой полиции (ГФП) 11-й армии. Первым делом сотрудники этого «полевого гестапо», как его называли сами немцы, направились к зданию горотдела НКВД Крымской АССР. И там к своему немалому радостному изумлению обнаружили, что практически вся его документация сохранилась. Начиная от бумаг отделения госбезопасности милиции и заканчивая отделением ЗАГС. Об этом подробно рассказывается в комплексе донесений команды ГФП-647, который находится в сборнике немецких архивных документов, посвященных боям за Севастополь 1941-1942-го годов и последующей немецкой оккупации города. Его собрал и опубликовал в 1998 году в Германии историк Ганс-Рудольф Нойман. Это трехтомник «Севастополь, Крым: документы, источники, материалы» – Регенсбург, 1998, хранится в фондах Севастопольской морской библиотеки.
Согласно имеющимся в этом сборнике отчетам, немецкая тайная полевая полиция благодаря найденным в горотделе НКВД документам, раскрыла и уничтожила сеть подпольных организаций, созданных горкомом партии и горотделом НКВД, а после обработки документов паспортного стола и ЗАГС были раскрыты разведсети, составленные разветотделами Приморской армии и Черноморского флота.
Однако все эти, по выражению царских бюрократов, «караемые упущения по службе» ничуть не прервали дальнейшую служебную карьеру Каранадзе. Берия в очередной раз вытащил земляка из крайне серьезных неприятностей.
И после всего происшедшего он продолжал плавно перемещаться по ступеням служебной лестницы. С 1 декабря 1942-го по май 1943 года – нарком внутренних дел Дагестанской АССР. Затем с мая 1943-го по апрель 1952 г. – нарком, а потом министр госбезопасности Грузинской ССР.
Но вскоре у него начинаются новые серьезные жизненные неприятности. 8 апреля 1952 года он был арестован по так называемому «менгрельскому делу».
В заключении Каранадзе провел год. Вскоре после смерти Сталина он был освобожден по распоряжению Берии и назначен заместителем министра внутренних дел Грузинской ССР.
Однако падение и смерть Берии, последовавшие вскоре после этого, навсегда прервало его дальнейшую чекистскую карьеру. 12 октября 1953 года он был снят с должности и уволен со службы с формулировкой «по факту дискредитации».
После четырехлетнего периода он возвращается на службу, став заместителем председателя республиканского государственного комитета лесного хозяйства, и на этом посту проработал до своей смерти в 1970 году.
Спустя несколько лет его родственники передали ряд его личных вещей, документов и фотографий в Музей героической обороны и освобождения Севастополя, благодаря чему спустя более трех десятилетий появилась эта статья.
К. Колонтаев
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ТИПА ГУРУ
Внешне успешные «мученики» в креативной среде - на деле не такой уж эксклюзив. Так, культовый Джон Леннон, много что «впитавший с молоком матери» Джулии (в духе техасского бензозаправщика), к 30-ти годам (1971 г.), однако, конкретно озверел, вращаясь в среде британского бомонда. Как результат, в песне «Дайте правды» этот самый ленноновский дискомфорт прозвучал таким речитативом – «мучительно и осточертело (I’m sick and tired) внимать чванливым и дерганым демагогам… замучили и задолбали свинорылые задрюченные политиканы… достали эскапады наглых эгоцентричных примадонн»… И «им» все та же участь! Как меланхолично произносит наш знакомый – «бабиёс-с-с». В отличие от многих и многих обитателей «креативного рая» творческим индивидам, к счастью, есть куда при случае хорошенько занырнуть, хоронясь от жестких излучений медийной среды («закрыться в свой панцирь», по Лунгину).