Газета "Своими Именами" №22 от 29.05.2012
Шрифт:
И это самое «куда» - понятно, сфера профессионального творчества. Конкретно же для нынешнего Павла Лунгина эта последняя, с одной стороны, - актуальное фильмопроизводство, с другой, - зона обсуждения уже созданных картин. После выхода в свет «Дирижера» первый из упомянутых аспектов на сегодня сводится к творческим планам в отношении «Пиковой дамы» в сценарной интерпретации Дэвида Сэндлера; в контексте нашего рассмотрения основная интрига этих планов - в подтверждении (или, напротив, не подтверждении) доселе «генеральной линии» на кино типа «Свадьбы», «Острова» и «Царя». Что же касается аспекта обсуждения, именно кино «генеральной линии» вполне ожидаемо оказалось – и, собственно, продолжает оказываться - в фокусе людских мнений. Различие между отдельными фильмами при этом проявляется в том, что если, например, обсуждение «Царя» в блогах больше видится как полемика, как «ломка копий», то равнодействующая форумных страстей по «Острову» благополучно
Стоит привести в этой связи объясняющее мнение автора фильма: «Когда я делал «Остров», в общем не думал, что люди будут его смотреть. Но оказалось, что огромное количество людей несчастливы в навязанном им имидже счастливой победительной жизни». И далее: «Мне кажется, у того же «Острова» такой успех случился потому, что огромное количество людей в России оказались несчастливы. Они бросились на фильм, как на витамины». Мельман не остается в стороне от высокой авторской самооценки и присовокупляет к ней свою, не менее высокую: «Да. С «Островом» вы попали. У каждого из нас в душе есть тяжелейшие грехи, но все молчат. А вы сказали»… «Я в восхищении! ... Мы в восхищении, королева!»… Что-то где-то напоминает. Ну куда без классики!
Отдадим должное кокетству Павла Семеновича в отношении того, что «не думал, что будут смотреть». Тогда, в 2006 году, его оптимизм буквально прошивал телефонную трубку, ожидания его (по-умному, экспектации), помнится, были чрезвычайно высоки, на грани предвкушения триумфа, и народ бодро - с уверенностью в итоге - скликался на просмотр. Мы так просто, с подачи Пашки, тотчас рванули в «шоп» и купили вожделенную кассету. С фильмом «Свадьба», кстати, ничего подобного не было. Такая раскрутка, действительно, дала результат: кого ни спроси, тогда же все и смотрели… Правда, на вопрос «ну как?» ответы, в частности мужиков, звучали всё больше в философской манере - фильм, типа, сложный, проблемы, вроде, непростые… На вопрос: «Ну тогда о чем?» следовало в духе: «Ну о жизни, о превратности судеб, о божьем промысле», «в монастырь приводит господь за руку» и т.п. Позитивно в целом, но на массовый психоз, пожалуй, не тянет. Другое дело - наши жизнерадостные тетки, особенно что погламурней: «Лунгин супер! После этой своей «Свадьбы» сделал действительно замечательный, русский фильм… О чем? Ну как, - о красивой русской природе, о северных наших монастырях»… Ну что тут скажешь?
– с тетками не поспоришь. И не соскучишься! Особенно с жизнерадостными… И возвращаясь к откликам: ведь узнаваемо - и то, и другое! Достаточно, вон, пройтись по продвинутым («релевантным») форумам Интернета. А то, что к «гласу народа - гласу божьему» Мельман присовокупил в смысле «все молчат, а вы сказали», - так на то он и «шаман». При таком раскладе с формулой Паши «народ несчастлив, поэтому успех и случился», пожалуй, трудно не согласиться. Соответственно, и насчет упомянутых Лунгиным «витаминов» с медицинской точки зрения опять же не поспоришь – надо как-то болезных пользовать! Интересно, однако, как Андрей Тарковский комментировал в свое время несомненный успех тезки своего - «Андрея Рублева»? Наверное, что-нибудь про БАДы рассказывал.
По поводу киношных успехов и провалов позволим себе отвлечение на далекий 1981 год: тогда один из нас (Е.Р.) с Лариской Смирновой (бывшей одноклассницей) пошел в Лужники на «Репетицию оркестра» Феллини... Ну и что, через 5 минут после начала народ дружно ударился в исход и где-то к середине картины вполне иссяк - так что мы в зале остались буквально вдвоем (хоть на батуте пляши!). С интересом, однако, досмотрели фильм, хотя и возник вопрос: а мы, эти самые двое, свидетели чего - успеха или провала? Понятно, тех, кто ушел, спрашивать впустую, но вообще-то ситуацию можно видеть по-разному. Так вот - лично мы настаиваем, что случился даже не успех, а триумф, а Феллини тогда, соответственно, не просто мэтр, а гений. То есть - ну есть же кино не для тети Моти (!) и должно же это обстоятельство небанальным образом подтверждаться… Отсюда и пустой зал - ну право же, гений!
Однако вернемся в родные постперестроечные. Вот Павел Семенович, полуопустив веки (так на экране), благосклонно внимает даже самым благоглупым версиям в отношении линии «Острова». Расслабленная «всеядность» одного и «витаминные» проблемы других налицо. Соответственно, всё происходящее – откровенно непритязательное, не подиумное действо. Но это не так. Потому как вот это самое и есть виктория! Точнее, один из сценических образов победы – победы Замысла над его Неприятием. И именно в такого рода победе лично нам и видится истинный успех «Острова». То есть некий замысел в итоге не был отвергнут. Хотя и мог бы, если бы массовый наш зритель оказался более подготовлен, более искушен, более приучен обращать внимание на знаковые моменты сюжетов. Сам же Павел Лунгин, будучи профессионалом, в вопросе сюжетной основы, оказывается, предельно точен, что и озвучивает в интервью: «Конечно, многое идет от ума. И сюжет – это всегда конструкция». Можно к этому лишь добавить, что она же (эта «всегда конструкция») – ни много ни мало смысловой каркас творческого проекта. А это очень, очень серьезно. Это деньги.
Если конкретно по «Острову», в его «конструкцию», например, заложена коренная метаморфоза обоих главных героев, причем метаморфоза противоположной направленности. Так, изначальный «плохиш» на поверку выбивается чуть ли не в святые старцы, тогда как жертвенный, казалось бы, «кибальчиш» на поверку оказывается вполне себе ловким малым, сумевшим не просто вывернуться из лап смерти, но далее, вписавшись в «систему», в итоге сделать серьезную карьеру. Предусмотрено в «конструкции» и то, что дочь «кибальчиша» не просто дочь, а больная падучей – то есть по сути терзаемая изнутри бесом; что касается параллельно «святого старца», он, хотя и исцеляет страждущих, но при этом как-то не ладит с попами. Симптоматично также, что в одном из диалогов вводится упоминание об «истории с Авелем и Каином». Ну и, наконец, конкретно указывается время действия фильма – 1976 год.
Спрашивается - ну и что со всем этим делать? Если проигнорировать, «не заметить», то и получится в духе мельмановских «тяжелейших грехов в душе»… Либо в духе превратности судеб на фоне красивой северной природы. Либо еще как-нибудь в том же духе. А если не игнорировать? Не знаю, у кого как, а у нас Замысел и его воплощение вырисовываются так. Фильм «Остров» - это богоборческая (в контексте сюжета - антиправославная) инверсия библейской притчи об Авеле и Каине. Приуроченный к построению развитого социализма в СССР (1976 год – XXV «съезд брежневских победителей») фильм с описанной выше, кощунственной по сути фабулой наряду с отрицанием моральных, мировоззренческих устоев несет зрителю также и сценически оформленный антисоветский посыл… Вот, собственно, и всё. По сути-то, конечно, мелкие придирки. Шлифовка граней… А так – успех! Ну несомненный успех!
Фильм «Царь», привнесенный следом на гребне «успешной островной» волны, был сконструирован опять же как притчевый – с глобальным (как в «Острове») посылом и двумя крупноплановыми персонажами в качестве «Давида и Голиафа». Одновременно он же подан как историческая драма времен 36-летнего Ивана Грозного. Эта двойственность (притча и одновременно историческое действо) добавило полярности в зрительских оценках. Так, апологеты притчевого посыла - «то, что мы называем русской властью, противно человеческой природе и царю небесному» - ожидаемо реагируют в стиле «Лунгин супер!». Многие же другие (в том числе авторитетные историки, литераторы и церковные деятели) не просто с этим не согласны, но и, сверх того, напирают на антиисторичность и русофобию, в художественном же плане определяют картину как гротеск, бутафорию, лубок. Или, перефразируя Черномырдина – хотели как притчу, получилось как китч.
Кстати, по формулировке посыла. Что касается первой ее половины (до запятой), она исходит от самого Павла Семеновича (см. alldayplus.ru/lifestyle «Грозный царь – грозное время»): «Иван Грозный во многом определил… то, что мы называем русской властью»… И от него же рефреном чуть ниже – «…заложил основы того, что мы теперь называем русской властью». Что касается второй половины (после запятой) - в фильме «Царь» соответствующая символика возникает в знаменитой сцене с медведем: свирепый зверь терзает блаженную девочку (читай Русь) и одновременно втаптывает в грязь ее икону (читай религию).
Вообще по тематике «Царя» Павел Лунгин высказал немало любопытного, и мы здесь просто цитируем (источник см. выше): «Мне хотелось, чтобы фильм передавал достоверное ощущение веры, религии и власти XVI века. Поэтому приходилось много читать исторических источников, документов и научных трудов. И могу заверить: фильм достаточно близок к историческим реалиям. Например, все реплики Ивана Грозного в основном позаимствованы из его писем и воспоминаний. Мне было нужно максимально подробно воссоздать конструкцию русского Средневековья, насколько это возможно, конечно. Но все же «Царь» - не историческая монография или кандидатская диссертация. В первую очередь это интересное кино…». Как сказал бы в этом месте Горбатый в культовом фильме Говорухина: «Складно говоришь. Дальше». Так вот, а дальше в центре «интересного кино» у Лунгина «гениальный» Петр Мамонов. Имея в виду «разобраться в психологии власти» (ни больше ни меньше!) и как результат сотворить «более личное кино» - по сравнению с «Иваном Грозным» Сергея Эйзенштейна - Лунгин рассчитывает «познать внутреннее состояние Ивана Грозного через его (П. Мамонова. – Авт.) душу»… Ну нет нам преград! Вот бы еще Мамонов со своей «душой» и брендовым ликом был бы лет на тридцать помоложе - для той же самой «достоверности» и «близости к историческим реалиям»… Впрочем, если дальше повернет к экранизации того, как «то, что мы называем русской властью» укрощало новгородскую «ересь жидовствующих» (соответственно, и к исторически более позднему действу с Иваном Грозным в главной роли) - фактурные аргументы Петра Мамонова, может, окажутся и более кстати.