Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013
Шрифт:
Если водитель автомобиля выстрелы не слышал, то первый же постовой делал отмашку красным флажком. Это означало, что необходимо срочно остановиться и гасить фары. Когда самолет удалялся, солдат давал отмашку белым флажком.
Это означало, что можно продолжать путь с зажжёнными фарами.
Эту систему безопасности на дорогах описал в «Правде» приезжавший к нам Сергей Борзенко. Наши военные в Москве расценили эту публикацию как раскрытие серьёзной военной тайны. Был скандал, и всем нам от посла крепко попало «за утрату бдительности».
Еще один случай был опять же с «Правдой».
В начальный период войны к северокорейцам в плен попал командир американской дивизии генерал Дин. Но о его пленении сообщено не было, и он всю войну находился в лагере с другими американскими военнопленными.
Когда готовилось Соглашение о перемирии, воюющие стороны договорились обменяться списками военнопленных. В список находившихся на Севере американских военнопленных генерал Дин по каким-то соображениям включён не был. Собственно, так же поступила и другая сторона в отношении некоторых крупных северокорейских военачальников, оказавшихся в плену на Юге.
Американцы искали Дина и специально запрашивали Пхеньян о его судьбе. Ответили, что ничего на Севере о нем не известно.
И вот корреспондент «Правды» Алексей Ткаченко, посетив лагерь американских военнопленных и узнав, что там находится генерал Дин, взял у него большое интервью. Не зная всех связанных с ним перипетий, он отправил материал в Москву. Генерал к тому времени «прозрел» и стал ярым пацифистом. В «Правде», получив столь «фитильный» материал, сразу же поставили его в номер. Американцы на следующий же день, естественно, подняли большой шум. Опять скандал. Наш посол получил выговор: «слабый контроль за работой журналистов».
Посол, конечно, собрал всех и обрушил на нас весь свой гнев, не стесняясь в выражениях.
Слухи о скором заключении перемирия начали распространяться по Пхеньяну сразу же после начала корейско-китайско-американских переговоров в июле 1951 г. в Кесоне, а затем в Паньмыньчжоне.
Разговоры то вспыхивали, то затухали в зависимости от хода переговоров.
Главным препятствием к заключению перемирия было не определение демаркационной линии, как утверждают некоторые историки, в том числе и в Корее. Основное время заняла выработка принципа обмена военнопленными. Американо-южнокорейская сторона удерживала примерно 165 тыс.
У противной стороны, как считали, было порядка 60 тыс. человек.
Северокорейско-китайская сторона предлагала обмен «всех на всех», американцы же и их союзники требовали обмена «одного на одного» в надежде задержать в Южной Корее значительное число военнопленных. После долгих и упорных переговоров договорились о принципе «добровольной репатриации» (волеизъявлении) пленных. На основе этого принципа и было заключено соглашение о перемирии и состоялся обмен пленными, правда, с грубыми нарушениями американской стороной.
Истекло три года войны.
Наконец, стало известно, что подписание соглашения о перемирии произойдет 27 июля. Предусматривалась такая процедура: 27 июля в 10 часов утра в Паньмыньчжоне соглашение парафируют начальник Генерального штаба КНА генерал Нам Ир и американский представитель генерал Гаррисон.
Затем парафированный текст будет доставлен в Пхеньян и Сеул, где его в 22 часа подпишут соответственно генералиссимус Ким Ир Сен и генерал Кларк, верховный командующий объединенной армией Запада. Тот момент — 22 часа и будет означать окончание войны и вступление в силу соглашения о перемирии.
Рано утром 27 июля мы с корреспондентом ТАСС Борисом Ореховым выехали из Пхеньяна в Паньмыньчжон. От столицы до линии фронта было примерно 160 километров. Парафирование проходило в наскоро построенном деревянном сарае. Он сохранился и сейчас с небольшими переделками.
К 10 часам утра в зале собралось довольно много журналистов, охраны.
Журналисты были, как правило, из западных стран. Из прогрессивных был один Бэрчет, каким-то образом приехавший с Юга. Из советских были только мы с Борисом Ореховым.
Посреди зала стоял длинный стол с двумя флажками — КНДР и ООН. Ровно в 10 часов к столу с разных сторон подошли Нам Ир и Гаррисон, сухо поздоровались, сели каждый у своего флажка, подписали по несколько десятков экземпляров текстов соглашения и приложений к нему, которые стопками лежали перед каждым из них, и быстро, не прощаясь, вышли из зала.
Вернулись мы с Борисом в Пхеньян задолго до 22 часов и сразу же поехали в здание Кабинета Министров КНДР, где должно было состояться подписание генералиссимусом Ким Ир Сеном соглашения о перемирии.
Зал довольно быстро заполнили члены правительства КНДР, секретари ЦК ТПК, генералы КНА, руководители Единого Демократического Отечественного Фронта, другие представители общественности, журналисты. Ровно в 21 час 59 минут в зал вошёл Ким Ир Сен. Тепло поздоровавшись с присутствующими, он подошёл к столу, не торопясь сел. Обменявшись несколькими фразами с Нам Иром, Ким Ир Сен стал принимать от него тексты соглашения и подписывать их.
Было ровно 22 часа, в городе, как бывало при отбое воздушных тревог, завыли мощные сирены, возвещая об окончании войны. Церемония подписания соглашения окончена. Все поздравляют Ким Ир Сена с Победой. Пожали руку маршалу и мы.
Вышли на улицу. Нужно было спешить передать сообщение о важнейшем событии в Москву.
...В Корее мы победили. Я говорю «мы», имея в виду прежде всего героический корейский народ под руководством Трудовой партии Кореи во главе с Ким Ир Сеном. Несмотря на колоссальные потери и утраты, народ выстоял и победил.
«Мы» — это Советский Союз и Китай, которые сделали всё для того, чтобы корейский народ победил. И здесь я имею в виду прежде всего роль китайских народных добровольцев и славных советских лётчиков.