Газета "Своими Именами" №29 от 16.07.2013
Шрифт:
После войны еще многие годы летал Константин Петрович Сапелкин командиром корабля в правительственном отряде. Он и рассказал мне вот такую историю:
— Пригласил Никиту Сергеевича Хрущёва американский президент Эйзенхауэр в Америку. Было принято решение лететь в Штаты на новой, только построенной машине Ту-114. Огромный был корабль, на шасси стоял высоко, как журавль. Помнишь, тогда газеты писали, что в аэропорту Вашингтона трап подходящий никак не могли найти? Ни один до дверей нашего лайнера не доставал! Хрущёв с собой пригласил Михаила Александровича Шолохова. Оба собрались смотреть Америку вместе с жёнами. Никита Сергеевич их почему-то, жён-то,
Часа через полтора-два после взлёта, дай, думаю, посмотрю, как дела в салоне. Вижу, дамы между собой беседуют, а Шолохов, слышу, убеждает Хрущёва, что та история из «Судьбы человека» списана с жизни, придуманы только детали. И человек такой был и сейчас, наверное, жив, даже фамилию его он поставил настоящую — Соколов. Только был он не шофёр, а лётчик. Хрущёв никак не хотел в это верить, хотя и хвалил, молодец, говорит, здорово придумал. «Судьба человека» только что вышла на экраны...
Сын у Хрущёва был летчиком, в войну в плен к немцам попал, судили его, кажется, в конце войны — за какие-то недобрые дела во время плена — и расстреляли. Сталин в помиловании сына Хрущёву отказал. У Сталина сын тоже был в плену, но не сломался... Тогда всё это было покрыто тайной. Это я позже узнал. Вот Хрущёв и допытывался у Шолохова, что да как всё было.
Слушал я старого лётчика и отметил про себя: выходит, и вправду был такой человек, нужно бы поискать, если он ещё жив...
Вот так и появился в той обойме второй патрон.
Я терпеливо ждал — вдруг да сведёт судьба наши пути-дороги с Соколовым? Встреча должна была состояться, она просто не могла не состояться...
Прошло ещё лет десять-двенадцать. На книжных полках появлялись всё новые и новые мемуары, воспоминания... Генералы, маршалы, фронты, операции... Где уж пробиться на эти страницы простому солдату, там и лейтенантов было негусто. Один из немногих, друг мой армейский Женя Хохлов — под Сталинградом был командиром танка Т-34, лейтенантом. Но ведь вспомнил же о нём в своих «Воспоминаниях и размышлениях» сам Георгий Константинович Жуков!..
Удача — дама капризная, родная сестрица судьбы. Смилостивилась она, и вот я держу в руках «лейтенантские» мемуары «Летит стальная эскадрилья». Значит, комэск писал. Читаю и диву даюсь: это же он, Соколов! Как я не знал, как не догадался! Почему эта самая главная встреча раньше не состоялась? Мы же много раз виделись, общались по службе. Герой Советского Союза, заместитель Главкома ВВС, генерал-полковник авиации, заслуженный военный лётчик, кандидат исторических наук, фронтовик! Скромный, доброй славянской души человек, Григорий Устинович Дольников...
Милый Григорий Устинович, что же вы так долго молчали?
А ты что, правда, не знал? Тогда давай приезжай ко мне домой, я ведь уже в отставку вышел. Всё по порядку и расскажу, теперь у меня времени больше стало...
— Все лётчики твёрдо помнят три вещи: первый полёт, последний полёт и первого своего инструктора. Воевавшие помнят ещё первый и последний боевые вылеты, помнят невернувшихся товарищей поименно, а возраст их несложно запомнить: либо 21, либо 22...
В моей судьбе нет ничего особенного, обыкновенная фронтовая судьба, как у всех,
День Победы я встретил в кабине истребителя. Накануне, 8 мая, наш 100-й гвардейский перелетел на немецкий аэродром Гроссенхайм. С утра мы съездили в Берлин, сфотографировались на фоне Бранденбургских ворот, расписались на рейхстаге. Радостно было — живы! И едва только 9 мая, на рассвете, узнали, что акт о капитуляции подписан, как вдруг приказ нашего комдива Александра Ивановича Покрышкина: прикрыть с воздуха танковые колонны, двигающиеся на Прагу. Я шёл ведущим восьмерки истребителей. Было какое-то непривычное чувство: война закончилась, а вылет — боевой. И пронеслось вдруг в уме — эх, жаль будет, ежели убьют. Очень бы хотелось мирной жизнью пожить. Как она сложится, никто и представить не мог, вся юность на фронте прошла.
Сбили мы «раму», корректировавшую огонь немецких батарей по нашим танкам, и вернулись на базу все. С того самого вечера и началась моя эта самая мирная жизнь. В свои двадцать с небольшим мы уже приучились не особо заглядывать в будущее, но прошлое помнили хорошо...
Малая моя родина — затерявшаяся в белорусских лесах деревушка Сахаровка. Жизнь в ней была, правда, совсем не сахар. В большой бедности жили. Была у меня с детства мечта, смешная правда — стать киномехаником. Модная тогда была в деревнях профессия — кино крутить. Но когда мне стукнуло тринадцать, разбилась моя мечта — умерли отец, сестра, и ушёл я в город на заработки. Поступил в ФЗО при паровозном депо. Вот там и подхватил вдруг «вирус» другой мечты — о небе. Всю жизнь «страдаю» от этой болезни.
Что творилось тогда! Самолёты, рекордные перелёты, аэроклубы — голова шла кругом. Да тут еще к нам в общежитие два пилота настоящие заглянули. Сапоги хромовые, блестят, пилотки со звёздочками, на рукавах крылья с пропеллером. Этот удар мы с ребятами ещё как-то перенесли, но вот кожаные регланы нас совсем доконали. Я тогда твёрдо решил: все силы приложу, но стану лётчиком. Ребята стали пугать меня, мол, худой, маленький, в аэроклубе медицинская комиссия — не люди, а звери: бросают в глубокую яму, вытаскивают и пульс щупают. Надо, решил, потренироваться падать в ямы, а покуда начал фотографии лётчиков, героев Испании и Халхин-Гола, из журнала вырезать...
Исполнилось мне шестнадцать, закончил я ФЗО, стал бригадиром в цехе, а в летчики хочется — сил нет! Отправился в аэроклуб. Прошёл комиссию. Зачислили. Начал заниматься и вдруг узнаю, что летчиком-инструктором у меня будет... девушка, чуть старше, чем я. Такого издевательства над своею мечтой я не вынес и забросил учебу. Живу, хорошо зарабатываю, уже мастер, стахановец — дался мне этот аэроклуб! Вон маршал Ворошилов тоже слесарем был — и ничего.
И вдруг судьба — судьба «не вдруг» не случается — приходит ко мне в цех мой инструктор, та девушка, Анна Чекунова, и приносит курсантскую лётную форму. На следующий день я вернулся в аэроклуб.
В этой форме с инструктором Аней я и взлетел первый раз в своей жизни. Да вот так, незаметно, и пролетал сорок лет. И около сорока самолетов и вертолетов освоил. Последний полёт у меня был в пятьдесят восемь лет. Ну, думаю, хватит. Всё труднее и труднее поспевать за новыми машинами, за молодёжью. Эх, а знал бы ты, как и теперь хочется на новом МИГе полетать! Ну да ладно...
По окончании аэроклуба, весной сорокового, я прибыл в лётное военное училище, а в начале сорок первого начались полеты на учебном УТ-2, затем мы «пересели» на истребитель И-16. Это была моя первая боевая машина.