Газета "Своими Именами" №29 от 16.07.2013
Шрифт:
– Должен. Оборона-то хорошая: окопы на поле отрыты, укрытия от петард в три наката в штрафной площадке сделаны, пространство перед фансектором на стадионе заминировано. Опять же, бронежилеты, каски новые выдали. Одно смущает…
Городские часы. На часах в Токио 18 часов, в Париже – 9 утра, в Москве – 11 часов. В Пупуевске на вокзальных часах – 12 часов 17 минут, на часах мэрии – 11 часов 58
Гейзер. Руководителей ЖКХ пригласили по обмену опытом в Исландию. И тут же в гейзерах Исландии кончилась горячая вода.
Остановка запрещена. Надо срочно во всех городах убрать с улиц жёсткие металлические каркасы на остановках. Они очень мешают пьяным водителям людей сбивать…
Учёные.
– Подумаешь, в Сколково сотню учёных собрали!.. Вот у нас в Можаевке три тысячи народу – и все учёные.
– Не может быть!
– Может. Мы там после этих реформ теперь все шибко учёные…
Соцопрос.
– Алё, будьте любезны, вы реформаторов любите?
– Обожаем!
– Ой… А куда я попала?
– Это городское Общество мазохистов.
Это – российское ноу-хау теории относительности.
Пенсионный фонд.
– Да что ж это такое?! Двадцать лет вы нам твердили «копите, откладывайте»!.. А теперь не пойму, что вы с этими моими деньгами сделали, что у вас за реорганизации такие? Безобрази… Эй, да вы не слушаете?!
– Слушаем, слушаем. Вы только что сказали «копите, откладывайте», да? Вот мы себе и накопили, отложили…
Пессимист.
– Идеальных нет! Нет у нас идеальных! И идеального ничего нету! Вон сторублёвка, я её очень люблю. Но и на ней пиписька нарисована!
– Что же?
– Да танков… Танков у них против этих фанатов маловато!
Тонкости лингвистики.
– Алё, а можно министра к телефончику?
– Нет. Он сидит.
– Как?! Уже?!
– Тьфу на вас, типун вам на язык!.. В твиттере он сидит!
Жили-были дед да баба, а детей у них не было. Да и вообще в большом селе, кроме них, никого не было, потому что Сталин всех забрал сперва в колхоз, а потом сразу в ГУЛАГ. Вот однажды во время голода, специально организованного для деда
– А испеки-ка ты, бабка, колобок?
– Сдурел, старый, с голодухи? Из чего я тебе испеку – всю мучицу партномеклатурщики выгребли, а нас с тобой раскулачили!
– Да ты поскреби по сусекам, помети по амбарам…
– Что ж это будет за колобок – пыль одна?
– Колобок как колобок, репрессированный.
– А-а, колобок-репребок?
Вот испекла раскулаченная бабка репрессированный колобок и положила стынуть на газету до вечера. Но колобок как скосил глаза, как прочитал, чего в газетах про 70 миллионов Сталиным расстрелянных пишут, так у него кровь в жилах не то, чтоб к вечеру застыла – тут же в сей секунд заколдобилась. Схватил он дедову справку об освобождении (а тогда у всех в СССР вместо паспортов были такие справки), вписал себя, да и покатился по дорожке.
А навстречу заяц-барабанщик. Колобок ему:
– Всё барабанишь, всё стучишь и стучишь, значит?
– Дык, все в стране стучат. И я стучу.
– Не все! Вот лиса-троцкистка-зиновьевка-каменевка не стучит – исподволь улещает, лаской да посулами.
– Ага, - говорит заяц, навостривши уши. – Вас понял: недолго ей улещать осталось. Небось, туннели от мавзолея к путинским резиденциям копает. Правильно я рассуждаю, товарищ тамбовский волк?
Ну, волк уж тут как тут. Он давно здесь всем товарищ, воет только ночами от полной свободы, а так ничего, терпимо.
– Хватит, - рычит, - всяким колобкам нас баламутить. Скажи спасибо товарищу Рыкову за твою счастливую выпечку, и катись отседова!
Колобок и покатился, но дорогу ему медведь перегородил:
– Ты, панимашь, на кого катишь? Ты на меня, на эмблему Единой России катишь?! Раздухарился тут! Посмотрю я, как ты у меня сейчас запоёшь!
А дальше что рассказывать – сейчас у нас все знают: где Единая Россия, там и сказке конец.
А кто слушал эту сказку из уст радзяковлевых, тот молодец. Или не очень молодец… Ну, не знаю. Или так, или эдак. У нас ведь то и дело трактовки-то меняются!
Евгений Обухов