Газета "Своими Именами" №29 от 16.07.2013

Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль)

ПРОФСОЮЗ «КОНЕЦ СВЕТА»

Лёха Казачок-Пивовар пребывал в раздумьях. Сегодня он получил от Жмых Кыха предложение организовать профсоюз, что ставило перед Лёхой два сложных вопроса. Во-первых, телевизионное начальство категорически не любило профсоюзы, а потому от этого предложения веяло провокацией. А во-вторых, Жмых на телеканале числился среди первых провокаторов, а это означало, что провокацией не веяло, а воняло.

Сам Лёха на вид был простым парнем из народа, из тех, что любят портить девок на сеновале. Но вот прибежали какие-то злобные тётки, явно сталинистки, сорвали его с девчонки, спустили вниз, стряхнули с его ушей сено и солому, взрыхлили непослушную шевелюру и приказали читать

перед телекамерой последние известия. На телевидении с таким имиджем можно было долго иметь кусок хлеба с маслом и даже с икрой. Однако Лёхе хотелось чего-то большего. Хотелось иметь свою программу, где он, Лёха, опираясь на исторический опыт поколений, излагал бы окружающим смысл жизни. Вот почему предложение Жмыха всё же выглядело заманчиво.

Разумеется, жизнь сложнее имиджа, хотя Лёха действительно был из деревенских. Когда-то в одной из деревень средней полосы России обитал зажиточный клан пивоваров. Поговаривали, будто сам Петр I приучил их варить пиво и зорко следил за соблюдением немецкой технологии. Как бы то ни было, но время шло, и квалификация пивоваров росла. Односельчане ценили их, а в период разгула горбачёвщины даже прятали от городских опричников. Однако когда власть переменилась и управлять Россией назначили алкоголиков, варить пиво уже стало невыгодно. Пивовары перешли на самогон, а поскольку квалификации в этом вопросе не хватало, то они очень быстро отравили всех мужиков на селе.

Вот тогда-то Крёстный и послал Лёху в город, чтобы он пристроился на телевидении и начал заметать следы. Лёхе выдали на взятки канистру отборного пива, шматок сала и целых сто рублей денег. Местный участковый был в курсе задач, поставленных перед засылаемым казачком, и потому выправил Лёхе паспорт на фамилию Казачок-Пивовар.

Сразу на телевидение не брали, пришлось подучиться. Лёха обменял шматок сала на справку, в которой говорилось, что Сталин и Берия гонялись за ним, чтобы определить его в Гулаг. С такой справкой Лёху на учёбу приняли без экзаменов. Благодаря ей же, Лёху ещё на первом курсе начали вызывать на телевидение, где он «из зала» ругал Сталина и сталинистов. Это позволяло выживать, потому что Крёстный с момента отъезда прислал только ещё одну сотню рублей. Должно быть, продал уцелевших деревенских девок в бордель, вот и расщедрился.

Особых надежд Лёха на него не возлагал, потому что Крёстный в соответствии с законами рынка перешёл на транзит наркотиков. Тем не менее, когда Крёстного и всех оставшихся в деревне пивоваров перестреляли конкуренты, стало немножко грустно. Лёха уже понял, что в этом рыночном мире выживать в одиночку трудно, а в телевизионном мире - вообще невозможно. Конечно, рассказ на камеру о том, как за ним гонялись Сталин и Берия, пополнял Лёхину кассу, но телевизионная мода изменчива. Приходилось искать новые пути, новые сюжетные линии...

Вот тогда-то Лёха и сошёлся с Кыхом и ещё одним Бандюгой с юга. Опасаясь возможности организации профсоюзов, телевизионное начальство обеспечивало лёгкую утечку информации на всех своих сотрудников-казачков, так что Лёха предварительно мог сориентироваться. Жмых Кых тоже был талантливым малым. Когда началась прихватизация, он достал справку о том, что является представителем малых народов Забайкалья. Более того, в справке говорилось, что он является внучатым племянником самого Дерсу Узала. Благодаря этой справке, неведомо как сохранившемуся лимиту на представителей малых народов и гулявшей в среде высших чиновников моде на катанье в троллейбусе вместе с народом, Кых смог занять высокое второе место в иерархии прихватизаторов.

Казалось бы, всё - вот она, карьера, вот оно, материальное благополучие. Однако опыта ещё не было, а потому удалось наприхватизировать всего на две пластические операции и одно обрезание. Даже новые документы о принадлежности к благородной национальности и о новом имени Альберт закупить не удалось. Кых всё же сохранил эту мечту и очень обижался, когда его звали Жмыхом, а не Альбертом...

Наконец, третий член

будущего профсоюза, Бандюга с юга, был весьма крутым существом. С приходом диктатуры алкоголиков и экономическим переходом на открытый грабёж ближнего и дальнего Бандюга последовательно продвигался по воровской иерархии и теперь заслуженно занимал одно из ведущих мест в стране. Родился он в нормальной семье, где детей с младых ногтей приучали к труду, но переход страны к рынку обучил его другому. Поначалу ему пришлось ходить под Батькой Кондратом, но Бандюга проявил выдающиеся способности, и все знали, что с уходом Батьки на покой на его место есть лишь один наследник. И всё же однажды чуть не случился прокол. Бандюга увидел как-то на улице трёх девчонок приятной наружности и предложил им «перепихнуться» у него в бане. Девчонки оказались из гордых казачек, а потому послали его очень далеко, предложили двигаться туда вприпрыжку и по дороге препихиваться с самим собой.

Такого отпора Бандюга не ожидал. В ту пору ещё сохранились пережитки тоталитарного мышления, и прямое силовое давление на казачек не практиковалось. Как быть дальше, Бандюга не знал. А тут ещё о произошедшем узнал Батька и призвал Бандюгу пред свои очи. Но Бандюга проявил верх изворотливости, что ещё более укрепило его авторитет в воровском мире. Он объяснил Батьке, что какие-то коммунистки готовили покушение на жизнь великого Батьки, что и породило конфликт с ними бедного Бандюгана, патриота и отличника.

Батька возмутился. В соответствии с действовавшими на тот момент стандартами, всё зло в мире исходило от коммунистов. Вот почему Батька и причислял себя к ним и даже пользовался поддержкой каких-то коммунистов на выборах в паханат. А тут явные пигалицы тоже выдают себя за грозных коммунисток, хотя, конечно, едва ли они планируют покушение на самого Батьку.

Это была интрига! Батька вызвал к себе руководителей всех силовых структур и приказал разобраться и наказать. Девчонки получили по пять лет, а все остальные их сверстницы-казачки впредь перестали рекомендовать бандюганам двигаться далеко и вприпрыжку. С уходом Батьки на покой и приходом на его место Бандюги в той местности установилась «традиция первой ночи», что должно было пополнять ряды местных бандформирований и обеспечивать преемственность поколений в воровской среде. А назвали всё это восстановлением православных традиций в среде казачества...

Такая демографическая политика не была единственным открытием Бандюги. Земля в тех краях была сказочно плодородна и даже старая табуретка, воткнутая в эту землю, начинала плодоносить уже по первой весне. Вот почему Бандюга нарезал столичным паханам от власти и церкви по нескольку гектаров, после чего чувствовал себя прикрытым, как в танке. Это была его роковая ошибка. С гор спустились джигиты, тоже претендующие на эту землю, а столичные «крышаки» оказались малохольными и продолжали твердить о том, что жить надо дружно. Дело дошло до того, что джигиты начали резать и отстреливать людей уже в Москве, а «крышаки» продолжали дудеть о дружбе.

К сожалению, местное население не желало идти под знамёна Бандюгана, резонно полагая, что следует подождать, пока его пристрелят. В этой обстановке надеяться можно было только на самого себя и свою банду. Не помешала бы и массовая поддержка на федеральном уровне. Вот почему Бандюга и стремился на телевидение, хотя политического кругозора ему ещё явно не хватало.

Первый опыт профсоюзного сотрудничества был реализован в передаче о возрождении сельского хозяйства на Руси, того самого, что загубили коварные коммунисты в период коллективизации. Лёха рассадил Жмыха и Бандюгана в разных концах своей бывшей деревни и, переходя от одного к другому, пел о набожности русского мужичка, его любви к земле и справному хозяйству, когда-то располагавшемуся на этих землях. Но вот появились большевички со Сталиным, всё рухнуло и пришло в запустение. В качестве завершающего аккорда Лёха привел телекамеру на кладбище, где местные воробьи облепили большой гранитный камень на могиле Крёстного.