Газета "Своими Именами" №3 от 14.01.2014
Шрифт:
– Я к вам без предисловий, чую – вы адекватный человек, - слегка скрипучим голосом сообщил он. – Вот во всех романах и журналах пишут, что в купе случайные люди друг другу сокровенное рассказывают. Это в тех произведениях очень жизненное наблюдение! Я, например, сразу вам хочу признаться – даже тёще об этом пока не докладывал – намереваюсь стать писателем-юмористом. Интеллектуальный багаж коплю, типа записных книжек Ильфа и Бендера. Вот, знаете ли, недавно наблюдал картину на вокзале: парень пришёл в джинсах, в зелёном пальто, а под расстёгнутым пальто даже майки нет – голый торс.
Он прыснул со смеху, однако тут же придавил хохот, плотно прижав кулак к губам, но надув от напряжения щёки. Только в глазах ещё некоторое время бегали смешинки…
– А вот ещё видел: толстая тётка шла, босоножки у неё старые, набок стоптанные, поэтому она вышагивала, как пингвиниха, и ещё пыхтела, как ежиха! Ха-хм!..
Вновь его кулак запломбировал излишние проявления эмоций.
– Или, знаете ли, девчоночка ехала – вся с ног до ушей в пирсинге… Ха-хм!.. И какой-то хулиган, выходя из автобуса, ей проездной билет трубочкой в носовое колечко запихнул! Ха-хм!..
Кулак отскочил ото рта под напором сжатого воздуха, и попутчик поспешно с ещё большим усилием вновь придавил весёлые булькающие звуки: «Ха-ах-блрл-хм!...»
Я пожал плечами, уныло поглядел на него:
– Знаете, в книгах верно пишут, что случайные встречные очень откровенны… Вам… Поймите меня правильно… Ну не надо вам становиться писателем-юмористом. Я вас очень прошу!
– Да? – озаботился тот. – Понял вас, понял! Я тоже уж думал об этом, чую – с одной стороны, не хуже и даже интеллигентнее, чем у этих, ну, из «Комеди-скальп», что ли… А с другой стороны, ощущаю - не вытанцовывается как-то! Пожалуй, я стану вот кем – тоже много бессонных ночей размышлял… Я стану новеллистом, инженером человеческих душ – ну, типа второго Бунина, да? Вот, знаете ли, из моего глубинного: видел, как идёт женщина, чуть усталая от жизни и магазинов, а глаза – чёрные-чёрные, как смоль, как бездны космоса… Или вот в другой раз, шла дама, а глаза голубые-голубые, как озёра, и – улыбается. А другая женщина шла – глаза туманные-туманные, как Андромеда, и не улыбалась вовсе. А одну молодящуюся особу встретил, глаза у неё чуть водянистые, зеленоватые, как болотная жижа…
– Да господи! Не надо вам, любезный, становиться никаким вторым Буниным, лучше вот, это… ну… лучше вот… что бы вам посоветовать-то… да стихи, к чертям собачьим, что ли, попишите!
– Точно! Как в зеркало поглядели! Именно смело так, к чертям собачьим! Мечтаю давно, только не решался – но если и вы советуете? Да – стихи! Я понял теперь. Чтоб как у этой, ну, у Донцовой! Послушайте про ту же мою прекрасную даму с водянистыми глазами, только наброски в стихах. У меня, знаете ли, в иные моменты – если кофию попью или начальник в офисе похвалит – рифмы так и прут, как фанаты на футбол. Вот, значит, в рифму…
– О-о-о! – простонал я и, выскочив в коридор, схоронился в туалете возле купе проводников. Выждав минут десять, осторожно вышел.
Попутчик с безмятежной улыбкой стоял рядом, возле тэна, забыв про зажатую в ладони пустую чайную кружку с пакетиком заварки. Глаза его мечтательно блуждали по гладкой вагонной стенке, но узрев меня, он растопырил руки для объятий:
– Ай, вот вы где! Я чем хотел поделиться-то: ваш намёк я просёк – может, и точно не стоит мне рифмовать, у нас за стихи и не платят ничего, тёща не поймёт. А вот если стать писателем-фантастом…
Я молча и деловито развернулся на месте, шагнул в тамбур, подёргал ручку. Дверь вагона не была закрыта на ключ. Я распахнул её и, приметив свободное пространство между проносящимися мимо столбами, кинулся на откос.
Скатившись по песку, я замер в зарослях кипрея и мать-и-мачехи.
Состав, уходя вдаль, размеренно стучал колёсами; умиротворённо, как морской прибой, шумел и насыщал окрестности ароматами будущего и бывшего чая.
И сквозь эти звуки и запахи я ещё долго слышал вопли из окна бывшего моего пятого вагона:
– Я поня-ял!.. Вы показали своим посту… упко-о-ом!.. антастика… и приключе-е… Обаза-а-а… приключе-е… бластер… вселена-а-а-а… полё-о-о… писа-а-а… а-а-а…
Всё стихло. Я привстал, потирая лоб. Чуть вдалеке была деревня, шоссе и автобусная остановка. А ещё дальше – лес в дымке и камышовое озеро. Обалденно красиво!
Я даже тестю о своей мечте не рассказывал – но надо стать художником-пейзажистом. Типа второго Шишкина. Надо! Конечно, это у меня сокровенное, но, пожалуй, когда дождусь проходящего автобуса, я случайным попутчикам об этом непременно расскажу!
Из районной библиотеки позвонили недели за две:
– Евгений, приезжайте в последнюю субботу месяца, выступите! Вокруг будет фонтанировать День города, а у нас в библиотеке люди соберутся. Да и мы с радостью ваши стихи послушаем!
Я и согласился. Приехал в назначенный день – в читальном зале и правда народ, в углу для меня стул и столик с минералкой и букетиком бумажных цветов в вазе поставлены, книги мои на подставке красуются. Подготовились, в общем.
Сказав несколько общих фраз про славное прошлое нашего райцентра и про его светлое настоящее, я перешёл к своим стихам. Успел прочитать только первую строфу:
По слякоти ноябрьского покроя
мазком горячим, будто автор Фальк, –
как бутерброд с зернистою икрою –
кладут асфальт…
И в зале потянулись вверх руки. Завбиблиотекой кивнула мне, чтоб я прервал чтение, встала, разгладила на бёдрах юбку, махнула ладонью по пышной причёске, откашлялась и сказала чуть плаксивым голосом:
– Вот, Евгений, народ у нас какой любопытный… Как вам удобнее – вопросы в конце или по ходу?
– По хо-оду! – прокричал кто-то с самого дальнего, пятого ряда стульев.
– Давайте по ходу, - согласился я, заложив пальцем стихотворение в раскрытой книжке.
– Тогда у меня такой вопрос… - поднялся мужчина, только что кричавший с пятого ряда. Собираясь с мыслями, он пошебаршил пятернёй в нечёсаных давно не мытых волосах, поправил воротник испачканного мазутом свитера, поскрёб щетинистый подбородок. – Такой, значится, вопрос… А что такое «зернистая икра»?