Газета Завтра 210 (49 1997)
Шрифт:
Объяснить эти их намерения легко через один пример. 4 октября 93-го Министерство печати РФ запретило газету “День”. Комнаты редакции были опечатаны, на ее компьютеры и счет в банке наложен арест. Но уже через три недели сто тысяч экземпляров “Дня” с рассказами о кровавой бойне у Дома Советов продавались в Москве, Питере и Екатеринбурге. Газета была напечатана в Минске под шапкой белорусского еженедельника “Мы и время” и доставлена оттуда в пассажирском вагоне. Потом она вышла в Липецке по названием “Согласие” и приехала в Москву на грузовике. Под именем “Завтра” ее тираж был отправлен из Красноярска в почтовом вагоне…
Для возобновления деятельности запрещенной в 91-м Компартии существовало не больше препятствий, чем для возобновления выпуска запрещенной в 93-м газеты “День”.
Карательные указы Ельцина были направлены только против КПСС и ее российского филиала, а не против партий вообще, и коммунистических в частности. И, стало быть, деятелям КПРФ ничего не мешало легализовать ее и включить в борьбу под новым названием. Но они взялись судиться. Почему? Потому что с чем и как идти в народ, было неведомо. А дорога в Конституционный суд - известна. Отменит он указы, тогда из окон возвращенных партофисов и автомобилей и видно будет, какие боевые задачи выдвигать.
Возрождение КПРФ ее лидеры поставили в зависимость от милости властей. И власти оценили их почтительность: пинка не дали. Но одновременно дали понять: у сильного всегда бессильный виноват.
В ноябре 92-го Конституционный суд снял запрет на деятельность КПРФ, но в праве на имущество ей отказал. То есть она стала наследницей КПСС без наследства. Тем не менее, год, потраченный на подготовку и проведение судебной тяжбы, даром для вождей КПРФ не пропал. Факт правопреемства тоже кое-чего стоил.
История КПСС являлась историей судьбы множества людей, у которых в прошлом с партией были связаны самые светлые воспоминания. И ей, в лице восстанавливаемой КПРФ, они готовы были служить в меру своих сил.
Не торопились выбрасывать партбилеты и штатные, и нештатные партийные активисты, которые знали былую силу структур КПСС и надеялись воскресить их под маркой КПРФ, чтобы использовать как для защиты государственных и своих личных интересов, так и для политической карьеры.
КПРФ как правопреемница КПСС подходила идейным ветеранам. Подходила зрелым коммунистам с государственным инстинктом и идеалами справедливости. Подходила и не сумевшим встроиться во власть партаппаратчикам с неутоленными амбициями. А тех, других и третьих в стране оказалось несколько сот тысяч.
Ликвидация структур КПСС автоматически не повлекла за собой ликвидацию личных связей между членами партии. Это позволило лидерам КПРФ в течение трех месяцев навести мосты с активом в территориях, провести там конференции и избрать делегатов на восстановительный съезд.
В ФЕВРАЛЕ 92-го в плохо отапливаемом зале подмосковного санатория возрождение КПРФ состоялось. Что за партия в ее облике появилась на политической сцене России?
Прабабушка КПРФ - РСДРП(б) - сначала являлась партией бунта, а затем стала партией обуздания стихии.
Ее бабушка - ВКП(б) - была партией идейного вдохновения в труде и в бою и государственного управления одновременно.
Родная мама КПРФ - КПСС - власть над умами и душами постепенно утратила и превратилась в чисто управленческую надгосударственную машину, рухнувшую после того, как ее отлучили от государства.
Тип партии определяется прежде всего личными качествами ее лидеров: каков поп, таков и приход.
Члены новоизбранного Центрального исполнительного комитета КПРФ Анатолий Лукьянов и Иван Рыбкин могли управлять госструктурами. Первый, как известно, успешно правил Верховным Советом при Горбачеве, второй, мы теперь знаем, справляется с обязанностями главы Совета безопасности при Ельцине. Но в 92-м Лукьянова из органов государства уже выставили, а Рыбкина в них еще не приняли. Нечем было тогда управлять и другим способным к управлению членам ЦИК.
Во время возрождения КПРФ сотрясаемая “шоковой терапией” страна внимала с телеэкрана Александру Невзорову, читала Эдуарда Лимонова, Александра Проханова, Юрия Власова, слушала депутатов Сергея Бабурина, Николая Павлова, Михаила Астафьева. Но их в составе ЦИК не было. Был в нем один яркий мастер слова Владимир Бушин. Один-одинешенек. И шансы партии завладеть умами и сердцами граждан равнялись нулю.
Всю погоду в ЦИК КПРФ определяли бывшие чины из высшей партийной номенклатуры. Их психологию формировал неписаный устав КПСС - гораздо более жесткий, чем в армии. От партработника требовалось не только беспрекословное подчинение на работе. Его могли взгреть и за неугодное начальству поведение в быту. Он привыкал взвешивать и просчитывать каждый свой шаг. А привычка - вторая натура.
Грань между осторожностью и трусостью за десятилетия партийной карьеры стиралась. Высшие кадры КПСС легко поддавались страху и в абсолютном большинстве своем органически были неспособны к риску. А следовательно, КПРФ во главе с номенклатурным руководством была непригодна к бунту.
Итак: участие в управлении в 92-м для нее исключалось, вдохновлять и бунтовать она не могла. Что оставалось? Роль чисто парламентской партии, конструктивно оппонирующей режиму в установленных им рамках. Такой КПРФ родила мама - КПСС. Но было у новорожденной партии и кое-что от ген бабушки и прабабушки - от ВКП(б) и РСДРП(б).
Повод думать о том давал следующий факт: избранный съездом ЦИК всем кандидатам в лидеры партии предпочел Геннадия Зюганова.
В начале 91-го Зюганов, член политбюро ЦК КПРФ, вдруг выступил в газете “Советская Россия” с обличением политики Горбачева. Культ генсека и президента СССР уже шел на убыль. Но критиковать его было позволительно только депутатам и журналистам, а не партработникам. Зюганов нарушил установленные правила. То есть совершил рискованный поступок, не характерный для деятеля из партийной элиты.
Столь же нетипичным для номенклатуры было и его поведение после запрета КПРФ. В то время, когда Купцов с Рыбкиным добивались у власти позволения на деятельность партии, Зюганов поносил эту власть на митингах, в открытую тусовался с бунтующими против режима народными депутатами РСФСР, давал интервью газете “День”, которую обслуживающая Ельцина демпресса величала фашистской, и не шибко при этом выбирал выражения по поводу власти.
Ко дню восстановительного съезда КПРФ Зюганов заявил о себе не только как о человеке протестном, но и творческом, умеющем сплавить в словах такие постулаты, которые убедительно выглядят как для монархиста-антикоммуниста, так и для верного большевика-ленинца. Голосование ЦИК за Зюганова доказывало: у КПРФ есть возможность стать партией борьбы с режимом. Но гены ее мамы оказались значительно сильней, чем гены бабушки и прабабушки. И это стало ясно уже осенью 93-го.