Газета Завтра 219 (58 1998)
Шрифт:
Каждая встреча по возвращении была для него праздником.
А как сумеет объяснить случившееся сама Анхесенпаатон?
Она явилась к нему, умащенная благовониями. Золотые браслеты с голубыми скарабеями Хепри были на хрупких руках ее. Прозрачно-воздушный хитон облекал ее тонкое тело. Волосы, стянутые по лбу голубой повязкой с нашитыми на нее рубинами, ниспадали на плечи множеством струек-косичек, в каждой из которых блестела серебряная или золотая нить с бирюзовой подвеской на конце ее. Взгляд не мог насытиться, созерцая эту красоту.
Не дав мужу вымолвить слова, покрывая его руки, грудь и лицо поцелуями, Анхесенпаатон,
— Но так говорит не один он, — угрюмо возразил Рахотеп.
— Зачем слушать злых людей, — с заблестевшими от слез глазами, говорила Анхесенпаатон, — когда я люблю тебя. Неужели ты не веришь мне?
Как ни было больно Рахотепу, он велел пытать Правителя сада, начальника пруда, Учителя гепардов и Кормителя священных кошек, долгие годы преданно служивших ему. А Учитель гепардов даже спас ему жизнь в битве под Мегиддо.
Любившие своего господина слуги не пожелали купить ложью избавление от мук. Претерпев жестокие пытки, никто из них не отрекся от своих слов, однако Правитель сада, должно быть, не вынеся позора, на другой день повесился на ветви акации в саду.
“Кому верить? — взволнованный его гибелью, терзался сомнениями Рахотеп. — Анхесенпаатон или слугам?”
Вскоре чати собрался в поход ко второму порогу Нила. Вечером его дворец засиял огнями, наполнился музыкой — чати давал прощальный пир. Проворные, ловкие танцовщицы услаждали гостей своим искусством. Мимы разыгрывали сцены из жизни богов. Прибывшие из Греции бродячие сказители пели о деяниях героев. Эти музыку и песни могли слышать Начальник пруда, Учитель гепардов и Кормитель священных кошек, томившиеся в грязной, кишевшей крысами и ядовитыми змеями подземной тюрьме. Им, оболгавшим супругу чати, жить оставалось до возвращения хозяина из похода.
На рассвете открылись дворцовые ворота. Под охраной боевых колесниц и отряда воинов тронулся в путь караван. Побрякивали бубенцы верблюдов, шагали отягощенные поклажей мулы. Шли воины, писцы, носильщики, повара. Все знали, что ночью хозяин внезапно занемог, но, покорный воле Фараона, не отложил похода. Его, больного, несли в плотно занавешенных ковровых носилках.
Стихая, смолк вдали шум каравана. Чати, находившийся в потайной комнате дворца, никем не замеченный, прокрался на берег пруда, укрывшись в зарослях тамариска.
Недолго пришлось ждать ему. Внутри дворца послышались напевы лютни, в переливчатое посвистывание свирели вплеталось ритмичное пощелкивание систра. Страстная мелодия нежных, чарующих звуков все слышней, ближе.
В гирляндах цветов, в сопровождении свиты служанок-рабынь Анхесенпаатон, накануне ласково прощавщаяся с ним, шла к пруду со старшим писцом. Опьяненный страстью, обезумев от мнимой безнаказанности, вор любви пел:
— Как сладки финики на высокой пальме,
Так сладки твои долгожданные губы.
Позади тревоги и страх. Мы одни.
Вкусим же радости чистой любви.
Враги наши повержены и далеко старый хозяин…
Рахотеп удержал закипевшую в груди ярость, хотя зрелище, которое он наблюдал, раздирало его сердце.
Уже сброшены легкие одежды. Беспечные любовники под пахучим дождем лепестков роз, которые из серебряных корзин сыпали на них рабыни, сошли в пруд. Звуки поцелуев, счастливый, восторженный смех стелились по водной глади.
Чати положил крокодильчика на воду. Малютка затонул и в один миг — скорее, чем человек успеет испугаться — вдруг произрос в громадного, семи локтей роста, крокодила. Страшным, мертвым бревном покоился он на дне. Но вот, закрутив на поверхности воды легкие вьюнки, шевельнулся грозный зубчатый хвост, моргнули выпуклые глаза, длинное гигантское тело затрепетало, оживая, наполняясь могучей, хищной силой.
Свирепая зеленая молния, рассекая воду, ринулась вперед, и крики Анхесенпаатон и старшего писца слились в захлебнувшийся вопль. Завизжали, разбегаясь, служанки, загомонили в ветвях пальм обезьяны…
Взбурлившаяся гладь пруда улеглась, снова стала, как зеркало, только в одном месте вода покраснела, словно со скользившей по пруду прогулочной папирусной лодки кто-то пролил в воду из разбившегося бесценного сосуда гранатового сока.
Георгий СВИРИДОВ: “РУССКАЯ МУЗЫКА — ЕСТЬ И БУДЕТ!”
13 ФЕВРАЛЯ —
40 ДНЕЙ,
КАК НЕ СТАЛО
ГЕОРГИЯ
ВАСИЛЬЕВИЧА
СВИРИДОВА
ВНАЧАЛЕ была Музыка. Реликвия чистого звука, ясных красивых гармоний, узнаваемой с двух нот интонации. Жила по всему свету. Шестьдесят с лишним лет жила…
Странное дело. Аннет Жоэль, менеджер швейцарской фирмы, пришла на концерт в Большой зал Консерватории. Увидев Свиридова, с детской непосредственностью воскликнула: "О, я знаю его! Я купила в Африке компакт-диск с его "Метелью" и всю дорогу слушала…"
Что тут скажешь? Когда ветер времени погребет нашу эпоху, как древнеегипетскую цивилизацию, какие монолиты будут напоминать о ней? Как пирамида Хеопса — музыка Свиридова.
И вот наступило это горестное и неумолимое — наше великое страданье и несчастье: Георгия Васильевича не стало. Скоро сорок дней тому, как опустела без него земля и как осиротели мы, шестьдесят с лишним лет гордившиеся своим со-бытием рядом с Гением. Именно так: наша жизнь в его присутствии была чудесным — от Бога — событием. И пока его душа, согласно нашим верованиям, не покинула земные пределы, мы тщимся, мы надеемся, мы не в силах расстаться с ним живым. Эта мука расставания, растянувшаяся на сорок дней, была бы непереносимой, если бы не Божественная предопределенность, подчинившая себе всю земную жизнь Георгия Васильевича — от рождения до смерти.
Он родился 16 декабря — в один день с великим Бетховеном, перед которым преклонялся с отрочества и до последних дней. Он ушел от нас в год двухсотлетия со дня рождения великого наследника Бетховена — Франца Шуберта, которого любил и сам наследовал ему. Среди великих композиторов наш Свиридов — один из немногих долгожителей, чудом уцелевших и сохранивших творческую мощь до последней черты. Это какой-то чудо-богатырь из неведомой миру былины, проживший не одну — а несколько жизней, отпущенных человеку. И как эти жизни прожиты: под какими наветами, запретами, с какими битвами и с какими молитвами… Воистину нам Бог послал этого святого Георгия — в душевную и духовную помощь.