Газета Завтра 250 (89 1998)
Шрифт:
– Раз уж мы перешли к вопросам монархии - каково Ваше отношение к личности последнего императора, к спорам о его канонизации?
– К Царю, Помазаннику Божию, нельзя применять те же внешние мерки, что к политическому лидеру: мол, “он мог бы всех разогнать, а вместо этого малодушно отрекся от престола”. Он отрекся в той ситуации, когда стало очевидно, что ему не на кого опереться, что никто не понимает смысла происходящего. Царь был одним из немногих во всей России людей, понимавших смысл революции как натиска “мировой закулисы” на Россию, старался этому противодействовать, но у него не оказалось соратников, которые сочетали бы профессионализм, духовную мудрость и верность…
– Я надеюсь, что несмотря
– Провиденциальный смысл русской трагедии ХХ века в том, что нам дан Богом последний шанс познать самих себя - от обратного. Только в этом возможное спасение. Конечно, небольшие тиражи моих изданий выглядят несоизмеримыми с самой Россией. Но кто знает, где и как наше слово отзовется. В любом случае надо оправдывать то, что тебе повезло родиться в мире русским - это огромный дар Божий и огромная ответственность.
Книгу М. Назарова “Тайна России. Историософия ХХ века” и другие издания “Русской идеи” можно приобрести наложенным платежом (оптовая цена плюс пересылка), послав заказ по адресу: 117133 Москва, а/я 20.
Редакция “Завтра” сердечно поздравляет Михаила НАЗАРОВА с юбилеем!
“Я ЗНАЮ ОБЛИК СВОЙ”… ( ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ Евгения СВЕТЛАНОВА )
Вот цитата из книги "Гордость советской музыки", изданной в 1987 году: "Евгений Светланов по праву считается одним из крупнейших мастеров мирового дирижерского искусства. …Продолжается и становится все более интенсивной и плодотворной его артистическая деятельность. С искусством Светланова познакомились любители музыки десятков городов нашей страны, многих культурных центров Европы и Америки. Пластинки с записями, сделанными под его руководством, издаются во всем мире огромными тиражами и получают единодушно восторженные оценки слушателей".
Не считая тяжеловесного стиля, противопоказанного в разговоре о музыке вообще и о Светланове в частности, здесь все верно. Верно и сейчас, спустя 11 лет. И сейчас, в эту минуту, сотни молодых музыкантов ломают пальцы на фортепианной клавиатуре, портят зрение над вязью партитур, оттачивают слух, в сотый раз записывая нотный диктант, ломают головы над премудростями полифонических задач - и все это с одной мыслью: нужно пройти через это, чтобы стать таким, как Светланов. Кодовое слово "Светланов" означает успех, громовые аплодисменты, власть над душами миллионов меломанов и филофонистов, престижнейшие залы и контракты. А также славу русского искусства, льстящую каждому патриоту.
Сам же символ всего этого блестящего перечня разочарован и несчастен. Помимо общих для каждого русского бед, его гнетет внутренний Люцифер (кстати, "Люцифер" можно перевести как "Светланов"). Во многом Светланов - Фауст наших дней. Отсюда постоянные совпадения его высказываний с текстом трагедии Гете. Светланов: "Я глубоко убежден, что для того, чтобы оркестр играл хорошо, он должен играть многое, разное. Дирижер не должен повторять даже самые большие свои удачи. Вперед и только вперед!". Или: "Я не могу позволить себе в условиях, когда я меняюсь (жизнь прожита!) и все вокруг меняется, возвращаться к уже сыгранному. У меня были другие цели - все время идти вперед, ибо остановка даже на одной из вершин - это есть уже шаг назад". Гете:
Мефистофель:
Он рвется в бой,
и любит брать преграды,
И видит цель, манящую вдали,
И требует у неба звезд в награду
И лучших наслаждений у земли,
И век ему с душой не будет сладу,
К чему бы поиски не привели.
А вот - чем не кредо Светланова?
Фауст:
Пусть мига больше я не протяну,
В тот самый час,
когда в успокоенье
Прислушаюсь я к лести
восхвалений
Или предамся лени или сну,
Или себя дурачить страсти дам, -
Пускай тогда
в разгаре наслаждений
Мне смерть придет!
…Ведь если в росте я остановлюсь,
Чьей жертвою я стану,
все равно мне.
Светланов: "Трудно назвать художника, который был бы равнодушен к природе. Тогда это просто не художник. И поэтому то, что нельзя доверить каждому, можно доверить природе. …Человек - неотъемлемая часть природы, а значит, мы вместе. Рождение, смерть - бесконечные циклы. …Сейчас бунтует природа. Люди довели ее до такого состояния, что она вышла из берегов, она бунтует. И люди поплатятся за это". Гете:
Фауст:
Природа, вновь я в стороне
Перед твоим священным лоном!
О, как мне руки протянуть
К тебе, как пасть к тебе на грудь,
Прильнуть к твоим ключам
бездонным!
Подобно Фаусту, утверждавшему: "Но две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом", Светланов содержит в себе Люцифера, который нашептывает ему: "К чему все дирижерские достижения, авторитет, гастрольные турне, если ты не выполнил своего главного предназначения - быть великим композитором! Ты всего лишь исполнитель, а не творец, ты озвучиваешь чужие восторги и страсти, не поведав никому о своих. Жизнь прожита зря. "Не нажил чести и добра и не вкусил, чем жизнь остра". Твои немногочисленные симфонии, концерты и рапсодии несовершенны и будут забыты вместе с тобой, а за 70 лет ты не нашел времени развить свой дар". И тогда Евгений Светланов говорит такие горькие слова: "Придя к 70 годам, я полностью разочарован и считаю, что прожил не ту жизнь, жизнь не того человека, и занимался совсем не тем, чем нужно. …Я прожил неправильную жизнь. Мне Бог дал талант композитора, и я его не развил, и считаю, что это большой грех. Но этого, увы, уже не исправишь".
Чем не Фауст, поднимающий чашу с ядом? "Какой я Бог! Я знаю облик свой. Я червь слепой, я пасынок природы, который пыль глотает пред собой и гибнет под стопою пешехода".
Представляю, какие бури бушуют в душе гениально одаренного музыканта, когда он дирижирует творениями Римского-Корсакова, Рахманинова, Свиридова, возвышая до предела их тексты своим сверхчеловеческим темпераментом и волевым посылом. Надо полагать, Люцифер кричит тогда: "Не в прахе ли проходит жизнь моя средь этих книжных полок, как в неволе?!". А каково читать вежливые отзывы о своей музыке, такие, как у Родиона Щедрина: "Он не только выдающийся дирижер, но и талантливый композитор, замечательный, тонкий пианист, страстный музыкальный публицист, наконец, - что известно менее широко - он еще и прекрасный певец". И ревнивый взгляд Люцифера подмечает: дирижер - выдающийся, пианист - замечательный и тонкий, публицист - страстный, певец - прекрасный, а композитор всего лишь талантливый… Не может не знать Светланов и того, что крупнейшие наши композиторы порой в кулуарных беседах весьма скептически оценивают его композиторское дарование - с горечью свидетельствую.
Что же, представим себе, что светлановский Люцифер, подобно своему родственнику Мефистофелю, воочию явился перед Фаустом-Светлановым и между ними произошел такой диалог:
– Я убежден, поладить мы сумеем и сообща тоску твою развеем.
– В любом наряде буду я по праву тоску существованья сознавать. Я проклинаю мир явлений, обманчивый, как слой румян. И наши сны, наполовину неисполнимые, кляну.
– Но справься с печалью, воспрянь, полубог! Построй на обвале свой новый чертог. Но не у пролома, а глубже, в груди, свой дом по-другому теперь возведи…