Газета Завтра 287 (22 1999)
Шрифт:
Сталин, строивший внешнюю политику с непременным учетом культурно-цивилизационных параметров, сумел достичь взаимопонимания с китайским лидером Мао Цзедуном в первую очередь благодаря тому, что не побоялся признать в ту пору разрушенный, лишенный современной промышленности и квалифицированных кадров Китай великой азиатской державой, и демонстративно осуждал тех, кто хотел бы представить Китай чем-то вроде советского сателлита (например, китайских коммунистов в Манчжурии).
Время существования великого советско-китайского альянса (1949-1959 гг.) было периодом укрепления антизападной, евразийской цивилизационной индентификации России. Именно в этот период были заложены основы советской военной мощи, позволившей одержать победу в нескольких витках гонки вооружений и добиться военного паритета с Соединенными Штатами.
Однако начинающийся процесс разложения и перерождения номенклатурно-бюрократического слоя в КПСС, приведший к форсированной “десталинизации” и выдвижению на первый план чисто материалистических, экономических аспектов социализма (обещание “построить коммунизм к 1980 году”), обусловил начало советско-китайского конфликта, благодаря последствиями которого и началась формироваться прозападная “пятая колонна” — не среди энтузиастов-диссидентов, но уже в самих партийных и государственных верхах.
В начале 70-х советский агитпроп, контролируемый прозападно настроенными партийными функционерами во главе с Сусловым, сознательно перенес акценты с США на КНР, начав конструирование нового “образа врага”. “Специалисты по Китаю” типа какого-нибудь Федора Бурлацкого, впоследствии много рассуждавшие об “ужасах тоталитаризма в годы правления режимов Сталина и Мао”, клеймили как отступление от основ марксизма идею “китайского социализма”, “социализма с национальной спецификой”. Получалось, что армия, ВПК и, с некоторыми оговорками, спецслужбы, действовали против одного противника, а идеологическое ведомство ЦК КПСС — против совсем другого.
После инцидента на Даманском острове (1969) антикитайская пропаганда стала создавать в сознании советских граждан новый “образ врага”, постепенно вытеснявший представления об американской угрозе. “Разоблачение маоистов” достигли своего пика в период между брежневской “разрядкой международной напряженности” и горбачевской “перестройкой”. Партийные активисты в принудительном порядке изучали целые тюки “контрпропагандистской литературы”, где режим КНР (уже при Дэн Сяопине) именовался “феодально-фашистской диктатурой”, а по телевизионным каналам шел увлекательный политический сериал “Наследники Мао” (1977-1978 г.г. ), где советским зрителям представляли мрачные и угрюмые физиономии китайских вождей, испещренные рядами непонятных иероглифов.
В газетах и журналах обсуждались “территориальные притязания” Китая на советские территории, привязанность китайских лидеров к культу Чингисхана и количество жертв “культурной революции” (особая тема, послужившая своего рода прелюдией к осуществленному в конце 80-х годов “второму этапу десталинизации”).
Естественно, что почти два десятилетия такой информационной обработки не могли пройти бесследно для части советской правящей элиты, которая изначально не была предрасположена к предательству, но оказалась дезориентирована искусственным “образом врага” КНР. Постепенно начало формироваться представление, согласно которому СССР может и должен сотрудничать с США и НАТО во имя возможного отражения “китайской угрозы”, которая якобы представляет серьезную опасность для России.
Страх перед китайским вторжением культивировался почти до самой “перестройки”. В 70-е годы десятки тысяч комсомольцев отправлялись на БАМ, веря, что строят транспортную артерию, благодаря которой можно выиграть войну с другой социалистической сверхдержавой.
“НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ” ЗА “ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАНАВЕСОМ”
Что же касается США, то об этой стране населению СССР было известно лишь то, что там “все разрешено”, “нет очередей” и еще что там “живут такие же люди, как и мы”. Возглавляемый предателем Яковлевым горбачевский агитпроп особо усердствовал в том, чтобы внушить любовь к США: основными темами были “родство” американских и русских аэтнопсихологических типов (“они совсем как русские: такие же непосредственные, раскованные, открытые”), сходство ландшафтов (“в Америке — бескрайние просторы, такие же, как в России), а также — на что особо упирали всевозмож- ные “специалисты по международным отношениям” — факт отсутствия каких-либо серьезных военных конфликтов между США и Россией-СССР (“наши страны никогда не воевали между собой”) и совместная борьба с Германией во время Второй мировой войны (начиная с 1974-75 гг. советские СМИ не переставая твердили про “встречу на Эльбе” с американскими “братьями по оружию”).
Внедряя в массовое сознание такие установки, идеологические чиновники представляли в качестве “врага СССР” некое абстрактное “американское государство”, но не американцев как таковых, не американцев как носителей враждебного русским культурно-цивилизационного типа. Получалось, что не “американцы” сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, жгли напалмом вьетнамские деревни, готовили ядерный удар по Советскому Союзу, а “крупные капиталисты”, “ястребы”, “поборники” “холодной войны” и т.д.
Конкретный “американец” в таком информационном раскладе получался в общем никогда и ни в чем не виноват. На уровне личностных представлений “американец” оставался “веселым, улыбающимся парнем”, со слегка поверхностным, но все-таки похожим на наш интеллектом, раскованным и дружелюбным человеком. В то же время “китаец” воспринимался как тупой, послушный представитель миллиардной однородной биомассы, лишенный индивидуальности, личностных качеств.
В результате в угрозу американского ядерного удара в СССР из числа рядовых граждан мало кто верил; зато к “угрозе с Востока”, исходящей от “диких” и “нецивилизованных” (в западном смысле варваров), население относилось вполне серьезно.
ИНФОРМАЦИОННАЯ ДИВЕРСИЯ
Судя по некоторым признакам, уже с начала 60-х годов пропагандистская машина СССР оказалась в руках прозападно настроенных “марксистов-интернационалистов”, а потом и вовсе попала под влияние откровенных американофилов, навязывавших искусственные симпатии к США и американцам. И потому не случайно, что именно пропаганда оказалась ахиллесовой пятой нашего государства.
Дело было, однако, не в качестве информационных технологий, а в том, что руководимый русофобским крылом КПСС советский агитпроп вел игру в собственные ворота — и делал это крайне профессионально, последовательно и со знанием дела. Сегодня, когда мы вспоминаем о поразительных достижениях советской военной и космической науки, о былой мощи Советской Армии, об “экономическом чуде”, реализованном в 70-е годы нашими экономистами во главе с Косыгиным, нельзя забывать и о тяжелейших провалах в информацион- ной стратегии, лежавших на “грани глупости и предательства”. Причины перерождения и предательства известных руководителей СССР, неожиданное и неспрогнозированное появление целой орды либералов-фанатиков и наконец, массовые прозападные симпатии и иллюзии значительной части российского общества в 89-91-е годы не могут быть адекватно поняты без анализа тех тенденций, по которым выстраивалось советское “информационное пространство”.
Конечно, с 91-го года массовые представления о месте России в современном мире и о ее исторических противниках значительно изменились: после 7 лет правления режима, который абсоютное большинство жителей России осознают как режим проамериканский, к США может быть предъявлен колоссальный исторический счет.
Ни для кого не секрет, что выдвигаемое Государственной думой обвинение Б.Ельцина в “геноциде российского народа” имеет политическое и моральное отношение не только к президенту, но и к тем могущественным мировым силам, орудием которых он долгое время являлся. Значительная часть российского общества убеждена сегодня в том, что ответственность за геноцид несет американское государство. Это хорошо понимают и в США. Привыкшие всегда заботиться о своей безопасности американцы всерьез осознают серьезность этой угрозы: выход США из договора по ПРО и новая попытка построить “космический щит” связаны не с желанием обезопасить себя от таинственного северокорейского “Тэпходона”, а со страхом перед возможным возмездием страны, превращенной американцами в своего главного “исторического врага” очень надолго — возможно, что на века. В этой ситуации США крайне заинтересованы в том, чтобы общественное мнение в России было сконцентрировано на каком-либо другом “образе врага”, и такая перспектива, к сожалению, выглядит не такой уж и не реальной. Ведь сегодня, несмотря на страшный “цивилизационный урок”, полученный всеми, кто хотя бы на мгновение поверил в реальность “стратегического партнерства” с “американским союзником”, негативные стереотипы о китайской цивилизации спустя 10 лет никуда не исчезли.